Графиня Моник негодующе хмыкнула, но
всё-таки промолчала.
Гости стали прибывать во дворец ближе
к вечеру. И по обилию карет, подъезжавших ко крыльцу, было понятно,
что прием будет отнюдь не маленьким.
– Ах, ваше высочество, вы, наконец,
увидите принца! – волновалась Жюли, укладывая волосы хозяйки в
замысловатую прическу.
Амели фыркнула:
– Принцы бывают непременно
прекрасными только в сказках. Может быть, этот окажется чудовищем –
не зря же его скрывали столько времени.
– Ох, ваше высочество, – горничная
неодобрительно покачала головой, – вы не должны так думать! И я не
понимаю, почему вы не хотите надеть на прием ваши восхитительные
изумруды. Они бы так подошли к вашему платью!
Она, действительно, предпочла надеть
бриллиантовое колье, хотя имела полное право носить драгоценности,
дозволенные лишь членам королевской семьи Анагории. Но появиться в
изумрудах на приеме, где герцог Ламанский и его сын впервые
предстанут в качестве первых лиц государства, показалось ей
некорректным. Наверняка, они захотят быть единственными, кто
наденут изумрудные знаки отличия в этот вечер.
Впрочем, бриллианты тоже смотрелись
роскошно.
Девушки появились в тронном зале уже
после того, как он наполнился гостями. Они входили туда по одной –
как только распорядитель объявлял их титулы.
К ним было приковано особое внимание,
гости – и мужчины, и женщины, – разглядывали их оценивающе, с
нескрываемым любопытством.
Последним появился герцог Ламанский в
серебристо-зеленом наряде. Гости приветствовали его поклонами и
реверансами. Принца с ним не было, и разочарованный вздох
прокатился по залу.
Впрочем, обсудить этот факт
собравшиеся не успели – заиграла музыка. Открыть танцевальный вечер
выпала честь графине де Карильен – именно ее пригласил хозяин
дворца. Моник вышла в центр зала, сверкая торжествующей
улыбкой.
После того, как главная пара сделала
круг, к танцующим присоединились и другие гости.
Амели пригласил высокий статный
офицер-кариниец. Он был надежен как скала, но довольно неловок.
– Простите мою неуклюжесть, ваше
высочество, – то и дело извинялся он. – Я чаще бываю на поле боя,
чем на балах.
Она охотно простила – на ноги он ей
не наступал, а всё остальное не имело значения.
В следующем танце она кружилась по
залу с элегантным вельможей в напудренном парике. Он мог бы
показаться симпатичным, если бы не надменное выражение, словно
маска застывшее на его лице.