Как ни странно, это слой легче
всего поддавался реставрации. Годы, десятилетия легко укладывались
в общую мозаику, события вытекали одно из другого, обильно
сдабриваясь пластами художественной литературы, научными и не очень
знаниями, которых я успел нахвататься за свою жизнь. И то, что я
увидел вчера – от названия коммуны до грузовичка АМО и передовицы в
газете «Харьковский пролетарий» - отличнейше в эту картину
укладывалось. Скажу больше: процесс реставрации этого слоя памяти
стартовал чуть ли не с того момента, когда я пришёл в себя в
медчасти – в виде тех самых флэшбэков.
Второй слой – это уже я сам.
Моя личная, персональная память, весь объём воспоминаний о прожитой
жизни, обо всех этих десятилетиях, миновавших, прежде чем я
совершил этот невероятный скачок на сто без малого лет назад.
Бытовые сцены, моменты интимные и семейные, увлечения, поездки –
всё то, что составляет содержание повседневной жизни любого
человека. Тянулись эти воспоминания из сопливого детства, примерно
до 2018-го года, а дальше лакуны памяти («здесь помню, здесь не
помню» - как в «Джентльменах удачи») сливались в одно сплошное
белое пятно. Причём то, что относилось к этим временам в первом,
«общем» слое воспоминаний пребывало в полном порядке – возможно,
из-за того, что события эти с моей личной точки зрения произошли
буквально вчера, и впечатления о них не успели ещё побледнеть,
выцвести от времени.
Но и тут имелась некоторая
обнадёживающая перспектива: оказалось, если ухватиться за кончик
одной из нитей, из которых сплетался первый, «общий», слой, то
иногда можно, потянув за неё, вытащить что-то, относящееся и ко
второму слою. Как я проделывал это во сне – не спрашивайте. Скорее
всего, просто понял, что подобный трюк возможен, но исполнение его
придётся отложить на потом, когда я буду уже
бодрствовать.
А ещё я отчего-то совершенно
точно знал, что именно там, в этих прорехах памяти и прячется
загадка моего попаданства. А значит – есть шанс рано или поздно до
неё докопаться.
Что ж, уже неплохо. Осталось
только освоить методику реставрации воспоминаний, и можно
приступать…
Оставался третий слой,
воспоминания того, чьё тело я бесцеремонно занял. И вот с ним дело
обстояло хуже всего, поскольку ни малейшего следа чужого сознания
не нашлось в самом дальнем уголке мозга, и оставалось надеяться,
что личность бедняги не растворилась в мировом эфире, а заняла
освободившееся место – примерно так, как это описано в романе Шекли
«Обмен разумов». Впрочем, там, если не изменяет мне то, что
осталось от моей памяти, «вселенец» наследовал вместе с телом ещё и
некий базовый слой сознания – простейшие навыки, общую память и
прочее, необходимое, чтобы освоиться на «новом месте». В моём же
случае ничего подобного не было – всё, включая бытовые привычки и
профессиональные навыки принадлежало пятидесятивосьмилетнему
мужику, неизвестно по чьей воле оказавшемся в теле
пятнадцатилетнего пацана. Хотя, если подумать, то ещё утешение:
пацан-то оказался бы в том, потрёпанном жизнью, изрядно изношенном
теле – и тоже без минимума необходимых знаний и навыков. Ещё
неизвестно, что бы я предпочёл на его месте…