Сегодня матрос этот – бойкая сухонькая старушонка Марфа Евстратовна, или попросту Строповна, которой говорят, лет восемьдесят от роду. Хотя точный ее возраст для всех на реке остается постоянной загадкой. Дотошные уверяют, что ответ на эту загадку хранится в сейфе отдела кадров. Востроносая, в цветном легком платочке и кирзовых сапогах, она легко прохаживается по обносу брандвахты, зажав под мышкой рукавицы, и все время посматривает к запани, откуда бегут последние катера.
Две наши брандвахты, стоящие напротив клуба и столовой на берегу, да несколько подошедших катеров составляют как бы единое вечернее общество. Как в деревне, сбыв дневную жару, отдыхают люди вечером на крылечке, так и мы сидим на своих палубах, кто где устроился – на кнехтах, лебедках, краешках трапов – сидим, курим, глядя на вечереющую реку, ведем необязательный разговор.
Строповна слушает, но в разговор не встревает: к работе своей она относится с большим усердием и уважением, может быть еще и потому, что для капитанов ее «чин» – так, трын-трава. Подходя к брандвахте, каждый из них норовит что-нибудь сказать ей не то в шутку, не то всерьез:
– Доброго здоровьица, Марфа Истратовна!
– Принимай, Строповна!
– Как делишки, Марфа Европовна?
Она принимает чалки, но отвечает не каждому, а с выбором.
– Как поживаешь, Марфа Евстратовна? Давно не виделись!..
– А хорошо, милой! Живу – не нарадуюсь!..
– А ты поправилась нынче, подюжела.
– Дак, знамо, Вася… – ловко подхватывает она чалку. – Али как эта, мамакака-то, жена Пашки-шкипера, уж рядится, рядится, панелится, панелится… А толку-то! Обезьяна обезьяной… Тьфу! Коряга с Ильина бору, пра!.. До утра будешь стоять, Вась?
– До утра.
– Тогда валяй вот сюда, подходи помаленьку… Вот на это место. Пойдем, распишешься у меня в журнале и в кино беги.
Она ведет капитана в свою каюту, там лежит на столе серая «амбарная книга», поименованная большими буквами «Вахтельный журнал приема и сдачи катеров». Строповна раскрывает ее, а сама не умолкает:
– Фильм, говорят, хороший привезли. Тоже собираюсь. Туфли вон почистила, все приготовила… Так, восьмой, значит, – записывает в журнале.
– Трап овна!.. – слышится за окном нетерпеливый голос – кто-то еще подошел к брандвахте. Да где ты, мать твою!.. Э-эй… Лямошница!..
Как подпаленная, вылетает Строповна на палубу: