– Ранение? – понял Савелий. Затем подхватился и стал звать
официанта.
– Ты погоди, Савка, не мельтеши, – остановил его друг, – по
рюмочке закажи, не боле. Мне сегодня в военный департамент ещё
надобно, по делам. Нехорошо, если от меня разить будет. Да и тебе
довольно. Ты лучше пойди, отдохни, а вечером пообедаем с тобой в
приличном месте, тогда и шустовского раздавим бутылочку, и
поговорим толком.
– Вот ты какой, Николка, – притворно-печально произнёс
журналист, – всё, как прежде, не даёшь спокойно выпить, да
порадоваться! Ладно, ты где хоть остановился?
– В «Империале», номер двадцать семь.
– Ну, так я за тобой зайду часиков в восемь. А пока, извини,
побегу, ещё надо кое-кого повидать.
– Беги, беги! А я тут позавтракаю, с твоего позволения!
* * *
Савелий заявился к нему в номер в начале девятого. Был гладко
выбрит, трезв, рыжая шевелюра, насколько возможно, причёсана.
Вместо грубых дешёвых кругляшей, на переносице гордо восседала
изящная черепаховая оправа со слегка задымлёнными стёклами.
Небрежно повязанный шёлковый галстук украшала булавка с конской
головой и рубинами. В руке он держал элегантную трость с костяным
набалдашником в виде той же лошадиной головы.
– Савелий, ты ли это? – воскликнул поражённый Николай.
– Нет, сударь, это не я, – гнусавым голосом опереточного
аристократа возвестил Савелий. – Перед вами граф (у него получилось
– «пегед вами ггаф») Сэвили́ де Круа. С кем имею честь?
– Ах ты, Савка. Ах, чертяка! Всё такой же, всё прежний! Как же я
рад тебя видеть!
Они вновь обнялись, троекратно, по-русски расцеловались. Затем
Николай быстро взял Савелия под руку и решительно направился к
выходу.
– Всё, дружище, немедленно едем кутить! Нас ждёт шустовский
коньяк, омары и прочие радости, как в былые времена!
– Ну, в былые времена мы больше на очищенную налегали, да вместо
омаров «Одесскую» колбасу кушать изволили! – улыбнулся Савелий.
Перешучиваясь и смеясь, они вышли на улицу, где Николай хотел
кликнуть извозчика, но Савелий его остановил:
– Зачем? Пойдём в ресторан «Печескаго», тут два шага!
– Ну, веди, а то я, признаться, подзабыл, где тут что!
* * *
– Так ты теперь у нас светило журналистики? – за столиком в углу
царила атмосфера безмятежной расслабленности. Бутылка коньяку почти
опустела. До этого они перебрали всех знакомых и родственников –
кто и где сейчас живёт, чем занимается. Обсудили февральский голод,
роспуск Второй Думы и выступление Столыпина, другие важные
события.