– Так что же, – Савелий внимательно смотрел на друга, – под
комиссарами жить будешь? Не боишься, что чека про тебя всё прознает
и к стенке поставит?
– Бог не выдаст – свинья не съест! И что обо мне такого
особенного прознавать, за что к стенке ставить? Да и куда мне
деваться? Бежать за границу? Кому я там нужен, хромой, увечный? А
семья? Нет, дружище, я остаюсь и будь, что будет! А ты, я вижу,
уезжаешь?
– Уезжаю, Николка. Уж я-то большевикам точно не нужен, как и они
мне. У меня тут, – он понизил голос, – валюты немного припасено, да
золотишка. Я журналист с именем, пробьюсь. Мне что раньше в Одессе
да Питере, что сейчас где-нибудь в Париже в газете работать – всё
едино. Я немецкий хорошо знаю, французский и английский чуть хуже,
да ведь всё лучше, чем эти их красные лозунги.
Савелий помолчал, потом схватил Николая за руку и жарко
зашептал:
– Николка, Николка, брось чудить, поехали со мной, пропадёшь ты
тут, убьют тебя комиссары!
– Да что ты, Савка, куда я поеду? А Таня, а Еленка?
– И их возьмём, у меня валюты хватит, устроимся как-нибудь, а
Николка? Как же я там буду, а тебя здесь брошу? Я же всех потерял,
Наталья с Аркашей погибли, у меня кроме тебя не осталось
никого!
– Как погибли? Ты мне не говорил ничего!
– Вот так и погибли. Я, когда до Варваровки добрался, кинулся по
родственникам Наташиным, искал своих, ведь должны были приехать, мы
же договаривались, я всё торопил их бежать из Петербурга. Ну, и
рассказала мне тётка её, с которой они вместе уехать хотели, что
накануне пришли к ним чекисты, да и забрали Наташу с сыном. Видно,
донесли, что это семья того самого Киреева, который на большевиков
карикатуры рисовал, да фельетоны писал. Ну а в ЧК разговор
короткий, рассказывали мне. Чуть что не так – сейчас к стенке. Это
у них разменять называется.
– А может, обошлось всё, ну как же так, женщина, ребёнок…
– Оставь, Николка, ты большевиков не видал толком, тогда к
военным попал, да и ординарец твой выручил. А мне говорили, раз в
ЧК угодил, живой не выйдешь, особенно, если интеллигент в очках.
Там и женщин, и детей, и стариков, всех убивали, никого не щадили…
Так что я теперь сам-один, и с комиссарами у меня никаких дел быть
не может. Поэтому уезжаю отсюда, буду жить в Европе, в нормальной
стране, где никаких большевиков нет. И тебя с собой хочу
увезти!