– И лепешки в машине ел я. Если б я такое домой принес, жена бы запилила: мол, и вредно, и жирно, и антисанитарно. Но как же это было вкусно!
Макеев смотрел в небо и испытывал громадное облегчение. Ему казалось, что наконец-то он все понял. Его ум был острее меча и проникал во все сущее. Небо, как живое, смотрело на него множеством ярких глаз и тоже ликовало. Сладкая радость, о которой он давно забыл, разлилась по всему телу.
Макеев перевел взгляд на Исфандияр-ака и залюбовался его – своим! – одухотворенным лицом, излучавшим лунный свет.
И вдруг, бац! Точно гирька на старых часах упала на пол.
Макеев содрогнулся от новой, внезапной, мысли.
– Что же это получается? Если ты – все хорошее, что есть во мне, то значит, во мне нет ничего хорошего? Я, получается, пуст? Или, того хуже, набит всякой дрянью?
Он в панике оглянулся. Вправо и влево тянулся бесконечный черный берег. Кроме него, вокруг не было ни единой души.
Макеев заерзал, и что-то острое вонзилось ему в задницу.
Опять портфель. Кожаный портфель с бронзовыми застежками. Вечный портфель.
Макеев пересек пол-мира в поисках свободы, но оказалось, что он, как каторжник, притащил на другой конец света свое собственное, персональное, ядро. Избавился от брюк и пиджака, но сохранил гребаный портфель. Пытался выбросить, но портфель вернулся.
Макеев зарычал от ярости. Выдернул его из-под себя, рванул крышку и выгреб кучу документов. Лихорадочно принялся разрывать все подряд – и договора, и платежки, и нотариально заверенные доверенности, и свою банковскую подпись.
Разрывал и бросал в волны, которые подпрыгивали перед ним, как собачонки в ожидании угощения, мгновенно подхватывали белые клочки и утаскивали на глубину.
Когда в океан улетел последний обрывок, Макеев утер со лба пот. Он чувствовал себя, как шахтер после смены. Правая ладонь, распоротая скрепкой, саднила. Макеев лизнул – кожа была соленой, не то от крови, не то от воды.
Неподалеку от берега, на линии прибоя, кувыркались клочки бумаги. С каждым накатом их становилось все меньше.
Макеев подумал, что когда они опустятся на дно, их будут жрать рыбы или моллюски. Возможно, животные будут удивляться непривычному вкусу, однако документы не причинят им того вреда, который испытывал Макеев, ежедневно таская их в портфеле. Портфель, кстати, тоже следовало бы утопить. Для верности.