Тогда-то Верховный впервые ощутил едкое чувство вины.
И оказавшись на вершине пирамиды, глядя на распростертую жертву,
чья грудь вздымалась, протянул клинок другому. Он сумел достоять до
конца. Он смотрел на кровь. На мертвецов, число которых множилось.
Смотрел и не мог отделаться от мысли, что сам подобен чудовищу.
Что они все – чудовища.
Нет, то, чему его учили, было правильным, ибо малая смерть
поддерживает жизнь, и льется кровь не забавы ради, но продляя
существование мира. Только отчего-то было тошно.
Жизнь.
Смерть.
Сердце. Боги. Клинок в руке. И вялое одобрение, ибо тот, кого
рекомендовал Нинус, оказался весьма умелым. В его руках никто не
испытывал лишних мучений. А обряд длился.
И длился.
Крови становилось больше. Смерти тоже, как и сердец перед лицом
богов. А они все молчали. Небо и то не спешило пугать гневом, множа
сомнения.
Уже внизу, на прощальном пиру, который проходил в тягостной
тишине, ибо никто не смел подать голос, страшась нарушить хрупкое
равновесие, Верховный вновь ощутил боль. Рука, избавившись от
золотого панциря, ныла постоянно. Кожа на ней, потемневшая,
обожженная, - и маг утверждал, что это и есть ожог – то и дело
трескалась, а с нею и плоть. Из трещин сочилась сукровица,
желтоватая, блестящая. Она мешалась с темной мазью, которой маг
покрыл ожог, и пропитывала бинты.
Запах шел отвратительный.
- Завтра, - сказал он, повинуясь этой боли, что нарастала с
каждым мгновением. – Завтра мы объявим народу о том, что боги
сделали свой выбор.
Место Императора пустовало.
И взгляды всех устремились в эту пустоту. В них виделся еще не
отживший страх. Робкая надежда. И что-то совсем иное, жадноватое,
еще не оформившееся.
- Думаете, её? – поинтересовался Владыка Копий, вытирая жирные
пальцы тканью.
- Есть варианты?
Верховный почти не ел. Боль в руке расползалась по телу, и
желудок, еще недавно принявший пищу с благодарностью, теперь
сжимался.
Молчание.
Его вопрос услышан. И Хранитель казны отводит взгляд. Его плечи
сгибаются под невидимой тяжестью, а губы шевелятся, но слова
остаются непроизнесенными.
- Она иной крови, пусть Император и принял её в свой род, -
Советник Инауа смотрит поверх кубка. В кубке вино, алое и густое,
словно кровь. Оно и называется – Кровь цапли. Редкое. Дорогое.
Достойное того, чтобы оказаться на столе в подобный день.