— Ну так что, Саша, ты ездила?.. -
последнюю фразу Елена не озвучила вслух, хоть в классной и не было
сейчас посторонних.
Саша торопливо кивнула.
О том, что с утра она намеревалась
поехать на Фонтанку, в полицию, к знакомому Лидии Гавриловны, Елена
прекрасно знала. По правде сказать, она и склонила к тому Сашу,
долго сомневающуюся в столь решительных действиях.
— Знаешь, Елена, этот человек,
господин Кошкин, показался мне вполне порядочным. Думаю, такой как
он не станет сплетничать о том, что прочтет в маминых
дневниках.
— Так ты отдала ему дневники?
Все?
Об этом девушки говорили накануне, и
все-таки Елена, кажется, не верила до конца, что Саша пойдет на
это.
— Лишь те, что успела перевести.
Около половины.
Саша поймала на своем лице
недоверчивый взгляд подруги. В нем даже была доля опаски: Саша и
сама считала все ею сделанное большой авантюрой. Но если Саше
действительно было чем рисковать – честным именем семьи и доверием
братьев – то Елена из одного только участия болела за нее всем
сердцем.
Но страхов подруга высказывать не
стала. Сдержанно кивнула и поторопилась к детям:
— Все к лучшему, Сашенька, ты
правильно поступила! – подбодрила Елена напоследок.
Мнением ее Саша дорожила. Елену даже
Денис слушал с уважением, доверял гувернантке своих детей всецело!
А вот саму Сашу к их образованию и близко не допускал. Боялся,
видно, что привьет она им что-то, чему научила ее баббе-Бейла.
Напрасно совершенно. Никаких особенных тайн бабушка-иудейка Саше не
поведала, разве что баловала да любила ее беззаветно, как никто
после бабушкиной смерти Сашу не любил. Племянники пока малы – Пете
двенадцать, а Люсе десять – и пока что обожают тетушку, как умеют
обожать только малые дети. Однако Саша знала, что скоро те
подрастут, и обожания того она лишится. А потому ценила каждый миг,
проведенный с малышами. Водила на прогулки, читала книжки и
укладывала спать. Присутствовала в классной и помогала Елене да
нянюшкам всегда, чем могла. Помогла бы больше, да запрещал брат
Денис. Ну хоть платье Люсе выправила – и то хорошо.
С тоской глядя, как Люся с Петей
подрастают, Саша отчетливо понимала, что никаких других детей она
воспитать не сможет. Свои собственные у нее едва ли когда-то будут…
Уж если Сашу не взяли замуж в восемнадцать, то сейчас, когда ей
идет двадцать седьмой год, не возьмут тем более. Двадцать семь –
это же практически тридцать. Даже самую хорошенькую девушку не
возьмут замуж в тридцать лет. Что уж говорить про Сашу с ее ужасным
носом?