«Как будто в отделении ты ела лучше, — со вздохом подумала я,
медленно поедая хотя бы горячий бульон с хлебными крошками. —
Привыкнешь… Лучше скажи, что ты собралась делать дальше?»
Да, кухня была отмыта, сироты сами мыли комнаты, нянечки же
прибирались в коридорах и небольших залах общего пользования. Дел
как бы лично у меня больше не было, но как же мне не нравилось
лежать и страдать, чёрт возьми! Этот гадёныш каким-то чудом смог
расшевелить меня и заставить двигаться, пусть и в сугубо корыстных
целях, но всё же. И мне так не хотелось снова оседать на дно…
Пока я возила ложкой в «супе», в моей жизни появилась
неразрешимая дилемма. Практически все обитатели приюта ненавидели
меня за внезапную генеральную уборку, я видела это по недовольным
взглядам встретившихся по дороге детей, когда бежала сюда. А с
другой стороны, подобная активность не давала мне погрузиться в
апатию, и я по инерции продолжала что-то делать и жить. Вот и
возник выбор: либо продолжать и попасть под всеобщую ненависть,
либо ненавидеть себя за бездействие…
«К чёрту всех, пусть ненавидят! — зло воскликнула я про себя,
вспомнив, как же мне было плохо все эти дни, и ни одна тварь рядом
даже не пошевелилась, чтобы мне помочь. А ту, что пошевелилась, я
вообще не желала видеть. — При выборе: или они, или я — я выберу
себя и точка. В конце концов, лучше будет всем, пусть и придётся
немного замарать ручки!»
— Ты доела?..
Белобрысая повариха нависла над душой именно тогда, когда в моей
жизни произошло поистине судьбоносное решение, и я, усмехнувшись,
бесстрашно подняла на неё глаза и протянула:
— А можно уточнить, почему вы кормите детей плесневелым
хлебом?
— Другого нет, — прорычала она, правда, на меня подобный тон
почему-то не возымел никакого эффекта. Изогнув бровь, я в прежней
манере снова спросила:
— А почему бы не сделать так, чтобы свежий хлеб не покрывался
плесенью?
— Ха, смотрите-ка, какая умная! Как же это, по-твоему, сделать,
если кругом такая сырость?!
— Сухари сушить не пробовали? — без единой эмоции проговорила я
на вопли, и на лице моего оппонента заиграли желваки. К счастью, в
наш спор вмешалась вторая работница сиротской кухни:
— Милая, ты духовку видела? Она же… — начала было рыжеволосая
товарка блондинки, но осеклась на полуфразе от моего немого
возмущения на лице: «А что с духовкой, если я её собственноручно
полдня отмывала?!» Женщина передо мной так и зависла, а после
медленно повернулась в сторону отмытых плит и с поражением в голосе
выдохнула: — Берта, она права, мы теперь можем сушить хлеб…