И с удивлением и даже некой парадоксальной обидой констатировал:
обещанные ужасы откладываются. Нет и в помине оскала собачьих
клыков в лицо, задорного мордобоя, пристрастных обысков и обещаний
стрелять без предупреждений. Атмосфера, если соотнести ее со
средним уровнем бытового зверства эпохи, царит чуть ли не семейная.
Нестройная толпа с подъезжающих автозаков медленно сочится между
двойной цепью равнодушных солдат к дверям вагонов, начальники
конвоев, устало переругиваясь, сверяют накладные на живой груз, а
чуть поодаль пяток бойцов с обнаженными шашками в руках отгоняют
прочь жен, детей, родителей, друзей, сослуживцев - всех тех, кто
пытается, возможно в последний раз, увидеть дорогое лицо, а при
удаче услышать прощание, бодрое по форме, но безнадежное в своей
сути. Последнее, впрочем, сделать не просто - сотни криков
превращаются в сплошной, нечленораздельный вопль человеческого
горя, отдельные слова и голоса в нем тонут без остатка.
Неожиданно, скорее всего пытаясь отвлечь себя от дурных мыслей,
меня толкнул под руку пожилой сосед:
- Третий класс подали,* - он мотнул головой в сторону ближайшего
вагона. - Жаль, столыпинские лучше.
- Почему? - искренне удивился я.
Смутные фрагменты из курса дореволюционной истории России по
словосочетанию «столыпинский вагон» рисовали картину чего-то
мрачного, предназначенного скорее для скота и сельхозинвентаря, но
никак не людей.** Стоящий же перед нами вагон выглядел куда обычнее
и веселее: зеленый, с рядом больших квадратных окон, по понятной
причине забранных решетками и лишенных стекол. Всего и отличий от
того, что можно встретить на любом вокзале 21-го века - примерно
вдвое короче,*** открытые тамбуры, да вместо пары двухосных тележек
по краям - три отдельных оси, причем одна - посередине.
- Все просто, э-э-э молодой человек...
Я поспешил учтиво кивнуть:
- Алексей, студент и контрреволюционер. Прошу, так сказать,
любить и жаловать.
- Михаил Федорович, очень приятно, - будучи официально
представлен, мой собеседник принялся развивать мысль далее с
углубленным академизмом: - При разработке переселенческих, иначе
говоря, столыпинских вагонов, их внутренний объем конструктивно
разделили на шесть отделений с раскладными трехъярусными нарами, а
по краям поставили печки и умывальники. К сожалению, мне достоверно
неизвестно, кто первый придумал закрыть получившиеся купе решетками
со стороны прохода и перевозить там заключенных, но получилось
удачно, потому как выжить в такой камере вполне реально, даже если
вместо положенных восьми человек набить полтора десятка. Причины
следующие: во-первых, охрана едет в этом же вагоне, поэтому в нем
относительно тепло. Во-вторых, шпана не прирежет и вещи не сворует,
там сложно сбиться в опасную шайку. В-третьих...