Он вдруг подумал, что никому в
действительности не хочется лететь. Даже двенадцать миллионов
бакарийских — безумная сумма, сулившая исполнение любой мечты —
превратились из вожделенного приза во что-то вроде приманки.
Джамиль заныл о том, что на кораблях,
к которым он привык, рубки гораздо просторнее, а ложементы гораздо
комфортнее. Томаш молча связал его страховочными ремнями, жалея,
что не может для полноты картины заткнуть ему кляпом рот.
— Так чего, аотар? — прищурился
Насир. — Готовность, как говорится, номер один?
Над терминалом Лады светилась
орбитальная карта, которая и правда мерцала, как при сбоях
проектора. Насир нервно ёрзал в ложементе, поправляя обтягивающие
его ремни. Джамиль лежал, уставившись слепым взглядом в потолок —
не дать, не взять, а вылитый пациент перед смертельно опасной
операцией, наполовину утянутый анестезией в чёрный бесчувственный
сон. Одно место пустовало, и с него, точно оборванная пуповина,
свисал длинный шлейф отключённого ремня безопасности.
Сборище недоумков, а не команда,
которая готовится к самой важной в своей жизни миссии.
— Давай! — махнул рукой Томаш и залез
в капитанский ложемент.
Насир включил обратный отсчёт. Корпус
корабля нетерпеливо затрясся. Со всех сторон забило ключом змеиное
шипение, как в декомпрессионной камере.
— Что это? — дёрнулся Джамиль. — С
кораблём всё в порядке?
— В порядке всё, адыр елдыш! —
гаркнул Насир. — На орбиту выходим на реактивном! Продувается
топливная магистраль!
— Но почему? — не унимался Джамиль. —
Что значит, продувается? Я никогда раньше такого…
— Аскут! — рявкнул Насир.
Свет мигнул, по переборкам прошла
дрожь, как в приступе электрической эпилепсии, и через секунду уши
заложило от надрывного, нарастающего бурным валом рёва. Джамиль
продолжал тараторить, но его уже никто не слышал.
Томаша так стремительно впечатало в
ложемент, что он даже не успел удивиться. Дыхание перехватило от
стиснувших грудную клетку умных ремней. Тарка с безжалостным
напором пыталась придушить его от ревности — за то, что слишком
долго проторчала в цепких мурингах на недружелюбном Аль-Салиме, где
даже электросеть работает с перебоями.
— Компенсаторы! — прохрипел
Томаш.
Воздуха в лёгких не хватало.
Ложемент нехотя, через силу гасил
перегрузки. Боковая поддержка так яростно давила в рёбра, что перед
глазами плыли красные круги. Умные ремни извивались и гудели.
Джамиль что-то орал. Под потолком нервно пульсировало в такт
учащённому сердцебиению предупреждение о высоких перегрузках. От
рёва, шипения и криков в ушах стоял адский гул.