Дни я отсчитываю по лучам света, которые пробиваются в трюм
сквозь щелястую палубу. Нас в трюме около двадцати человек, и
мужчин, и женщин. Некоторые прикованы к стенам за ногу на коротких
цепях. Первое время, когда меня только кинули сюда, они все что-то
хотели узнать, подползали, говорили на разных, но совершенно
непонятных языках…
Я тупо трясла головой, не понимая, чего от меня хотят эти
страшные вонючие люди…
Мой плащ и платье остались там, наверху, у убийцы и я все время
мерзну. Насиловать меня он не дал. Даже, когда нас, меня и еще двух
мужчин, перевели на другой маленький корабль и меня окружили
матросы.
Тот корабль, на котором мы плыли раньше, горел… Матросов, снятых
живыми с моего корабля, приковали. Остальные, раненые и убитые,
устилавшие палубу, остались в огне. Сперва один из выживших пытался
говорить со мной, но я не понимала… да и не старалась понять. Это
не мой мир и не моя жизнь.
На мне балахон из драной грубой мешковины. В руки сунули с
собой, прежде чем скинуть сюда, мешок соломы. Но в трюме покатые
стены, сходящиеся к центру, там, в углублении, плещутся нечистоты.
Ведро спускают один раз в день, но многие не утруждают себя — все
равно его не хватит на сутки. Так что мешок подмок…
На наклонные стены трюма набиты планки, мешающие тюфяку
сползать, но когда качка чуть усиливается, он все равно сползает к
стоку мочи. Но я уже почти не чувствую вони и она меня не
беспокоит.
Тогда у меня оставались только простейшие рефлексы…
Прятаться, схватить еду, сжаться в комок — так теплее… Но и они
притупляются. На шестой-седьмой день, я помню это как сейчас, мне
стало все равно, когда парень покрепче отобрал у меня краюху.
Какие-то слабые отголоски эмоций у меня еще оставались, но их
становилось всё меньше и меньше…
Эти куски сыпали после обеда, обгрызенные, мелкие… Но подходить
к люку мне страшно. Два раза за эти дни за руки, тянущиеся к свету
и еде, наверх вытаскивали женщин, ловящих объедки. Насиловали или
резали, не знаю. Ржание и крики мужчин были такие громкие, что
иногда заглушали женские стоны. Они, женщины, кричали все слабее и
назад не вернулись ни та, ни другая.
Их тюфяки забрали свободные мужчины. Таких всего три, они все
маленького роста и слабые. Одна из женщин, когда такой начал
приставать, просто отбросила его оплеухой. И он не посмел
продолжать — женщина была крупнее и сильнее. Поэтому я предпочитаю
быть максимально далеко от люка.