- Не бери в голову, Петруша, –
отмахнулся Татищев. – Они и про меня пишут, дескать, я безжалостное
чудовище, кровавый палач и всё такое. Думаешь, меня это волнует?
Ничуть. А почему? Да потому что цена всей этой пишущей братии –
грош в базарный день. Для них, если они кого-нибудь грязью не
обольют, день, считай, даром пропал.
А уж когда Белоусов заикнулся о муках
совести, генерал только хмыкнул в густые усы и махнул презрительно
рукой.
- Войн без жертв покуда ещё не
изобрели. А значит, принимать тяжелые решения придётся. Мы с тобой
люди военные, это наша работа. Мы делаем её не для того, чтоб
кому-то угодить, а так, как того требуют интересы отечества. Так
что нечего тебе казниться. Вот погоди, выдастся побольше времени, я
тебе всё по полочкам разложу.
Петр только диву давался, откуда при
такой нагрузке генерал выкраивает время для столь ничтожного
предмета, как бывший юнкер обычного военного училища. Но сам князь
Татищев, очевидно, Белоусова ничтожным предметом не считал. И время
для серьезного разговора нашел на той же неделе.
- У тебя, Петруша, впереди большое
будущее, – уже привычно вешая шинель на крючок за дверью, начал
Татищев. – Я тебе это говорю не потому, что ты меня спас. Думаешь,
я стал бы тратить на тебя время из благодарности? Нет, не стал бы.
Я любимчиков не развожу, не приучен. У меня к тебе, Петруша, особый
интерес. Я твою породу знаю, сам таким был. Особая порода, редкая.
Хомо Сапиенсы, братец, делятся не только на военных и
патрикулярных. Всё куда глубже. Люди только кажутся одинаковыми. На
самом деле нас тоже два вида, как у тех же Вестников. Только без
внешних различий.
Петр удивился, а Татищев, распаляясь,
продолжал вещать.
- Ты не задумывался, почему один
человек из шкуры рвётся, а все равно до самых седин просидит в
коллежских регистраторах, в то время, как другой уже к сорока –
статский советник?
Петр признал, что никогда не
задавался подобным вопросом.
- А ты подумай, Петруша, подумай, не
ленись. Ну, давай. Скажешь, это какое-то везение, пофартило там,
карта легла, как в преферансе? Ан нет, братец! Думай, думай.
- Прилежание? Способности? –
заинтересовавшись предложенной генералом игрой, предположил Петр.
Татищев отмахнулся. – Может, связи?
- Это всё вторично, – смилостивился
над вчерашним юнкером Николай Осипович. – Вот ты говоришь
прилежание. Но пахать и лошадь умеет. Да только судьба ей
оставаться лошадью, пока не околеет. Со связями тоже мимо. Дураку
никакие связи не помогут, только напортит всё. Получит такой
болванчик с влиятельными знакомыми майора к пенсии, и вся недолга.
Да и способности, если уж на то пошло, не главное. Они, конечно,
штука важная, кто ж спорит. Но только и тут мимо. Способных служак,
Петруша, у нас много, а в чинах все ж таки ходят единицы. Смекаешь,
почему?