– Чего смотришь как на привидение? –
она улыбнулась. – Призрак-то здесь не я. А ты.
Парень посмотрел на свои руки –
дрожащие, мерцающие голубым – и с молчаливой мольбой уставился на
матушку Шанэ.
– На-ка, – она набросила на плечи
парня одеяло, – укутайся. Согрейся. Можно-можно, не дёргайся. Ты же
сидишь на стуле, не проваливаешься? Это мои чары, сынок. Особые
семейные заклятья. Очень древние. Моя семья издавна общается с
ребятами вроде тебя. Мы знаем, что с вами делать. Кутайся, говорю.
Грейся. Сейчас чашку принесу.
Матушка вернулась к двери – там же, в
коридорчике у лестницы, прятались полки с чашками, блюдцами и
вкусностями. Подсластить горе – это обязательно.
Призрачный парень согрелся и быстро
подсох. С одежды перестала течь вода, волосы завились в кудри,
плечи расслабились. Матушка Шанэ принесла чашки и тарелку с
пирожными, разлила чай.
– Угощайся, сынок. И не говори про
деньги. Не надо. Ешь, пей, успокаивайся. А после захочешь –
расскажешь, не захочешь – промолчишь. О том, что тебя убили, я и
сама знаю.
Посетитель поперхнулся черничной
корзинкой и просипел:
– Откуда?..
– Молодец, – похвалила она добродушно
и села напротив. – Обычно первые слова призраков – да иди ты,
старуха!.. Или молчание и кружка с чайником вдребезги. Или метания
со стенаниями и рёвом. А ты, смотрю, воспитанный. Чем
зарабатывал?
– Поэт я, – пробормотал парень,
опустив голову. – Был... кажется...
– И чем кого обидел? – матушка Шанэ
внимательно смотрела на призрака. – Гадости, что ль, писал?
Высмеивал в стихах? Или девицу чужую завлёк сладкими песнями? За
что убили-то?
Он фыркнул в чашку, одним глотком
выпил чай и скривился:
– Не знаю, мать. Не спрашивай...те.
Не знаю.
– Можно на ты, можно, – хозяйка
чайной улыбчиво кивнула. – А о чём же писал?
– О городе, – парень смущённо пожал
плечами. – О наших колдовских реках. О природе. Мои стихи не очень
ценились. Но иногда просили поздравления сочинить – тем и жил.
Жил...
– Ну-ну, нос не вешай, – подбодрила
матушка Шанэ. – Ну да, умер. Считай, отмучился. Разберёмся с
убийцей – и уйдёшь в одну из наших рек, чтобы очиститься и
вернуться в новую жизнь. Которая из рек тебе родная, а? Тягучая,
Говорливая, Кипучая, Чёрная?..
– Лунная, – он опустил заблестевшие
глаза. – У неё я и... – поправил одеяло, посмотрел на свои руки,
набрался духу и твёрдо сказал: – Не было убийства, мать. Не спал я
несколько ночей толком, вдохновение мучило. Я у Лунной сутки
напролёт сиживал. Люблю, знаешь, тот мост со спуском на середину
реки. Люблю у самой воды на ступеньках посидеть. Уснул, поди. И
всё.