— Митяй! Митяй! — Яр подскочил, попытался скинуть труп кошки с
парня, но что-то мешало. Что-то не давало ему этого сделать.
Ярослав нагнулся ближе, чуть приподнял кошака, заглянул между
ним и Митяем… стрела, прошив череп зверя, вошла в грудь юноши,
поразив одновременно две цели. Сын Воеводы захрипел, задёргался.
Глаза открылись, вращаясь, грудная клетка еле поднималась. Митяй с
усилием попытался вдохнуть. Что-то забулькало внутри… Яр в ужасе
заметался, не понимая, чем помочь. Потом взгляд зацепился за
зелёные купола Михайло-Архангельского собора. Стена города рядом.
Вон и люди в бойницах мечутся, что-то кричат. А до ворот — каких-то
сто метров.
Яр срезал оперение стрелы ножом, сдёрнул череп мёртвой кошки,
как мясо с вилки, отшвырнул зверя в сторону. Нельзя вынимать
стрелу, нельзя! Подхватил хрипящего Митяя, приподнял. Тело тащить —
словно мешок с песком: тяжело, неудобно, скользко, так и норовит
выскользнуть из рук, упасть обратно на землю, да там и
остаться.
Кое-как ему удалось водрузить Митяя на плечи. Тот стонал: стрела
в груди цеплялась, двигалась, вызывала боль и бередила рану. Яр
понёс юношу к воротам вдоль белой стены: штукатурка местами отпала,
но её с лихвой заменил плющ, свиваясь и расползаясь по каменной
кладке, странно зелёный ещё, несмотря на осень.
Ворота раскрылись задолго до подхода Яра, навстречу выбежали
стрельцы. Окружили, защищая, хоть и не от кого уже, подхватили
Митяя, помогли затащить внутрь. Яр до последнего цеплялся за парня,
старался подсобить, но во дворе Юрьева его оттеснили. Положили
раненого на койку, которую вынесли из здания, разошлись, образовав
кольцо, куда тут же нырнул доктор.
Изо всех щелей набежала толпа, словно ручейки слились в широкое
озеро. Людское море тут же загомонило, запричитало, заохало,
стараясь поближе просочиться, рассмотреть, чтобы дать потом волю
языку: что-то новенькое случилось, что-то из ряда вон…
— Что тут творится?
— Чай, испытание вкривь пошло…
— Смотрите, смотрите… Чего там?
— Сам Воевода! Охрана! Стрельцы! Да что же творится-то?
— Убили, что ль, кого?
— Да не видишь, один он вернулся… один…
— И что же теперь будет-то? Ой, страсти-то какие!
— Серые падальщики, что ль? Иль похуже чего?
— Окстись, ирод! Какие падальщики?! Купец не вернулся… Купец… А
с ним…
— Егорка! Где мой Егорка? Что с ним? Его-о-орка-а…