Ничего.
Кажется, нужно увеличить дозу
лекарства.
Кажется, у меня будут проблемы.
Кажется…
Мне наплевать.
***
После скандала с «Чешуйкой» проходит
целая неделя. К вечеру пятницы я успеваю позлиться, понервничать,
успокоиться, прикинуть варианты других мест работы и пересказать
все свои мысли по поводу сложившейся ситуации Настасье. Та уже
почти привычно называет меня дурой, наливает кофе с какими-то
хитрыми специями, и, пока я сижу рядом на подоконнике, наслаждаясь
вкусом, пересказывает сводку новостей – сотрудники, обсуждая свои
дела, ничуть не стесняются кофейного автомата.
Алёна, разумеется, за неделю
пожаловалась на меня всем, с кем успела познакомиться за время
работы. Однако всерьёз её обиды мало кто воспринял, зато сроки
отправки собственной почты потянулись проверять все, а Кощеев ещё и
не поленился дойти до кабинета замминистра, чтоб высказать честное
мнение по поводу его протеже. О чём именно они говорили, Настасья
не слышала – старик почти никогда не повышает голос, а дверь всегда
запирает. Однако после этой задушевной беседы замминистра вышел из
кабинета злющий и с красными ушами.
Зато вот Морозов, кажется, принял
проблемы новенькой близко к сердцу. Настасья уверяет, что они ходят
вместе в курилку и там о чём-то шушукаются, и я слышу в голосе
слабо замаскированную надежду. Ей, своднице этакой, не нравятся
оба, и как было бы славно, если бы они стали парой и не мешали
другим! Вот если добавить в кофе, скажем…
На этом месте уже я называю её
дурой. Да, техники при ежемесячной проверке автомата не обнаружили
следов посторонней магии, значит, воздействие если и было, то
совсем слабенькое. А вдруг ещё у кого-то такая аллергия, как у
Сашки, а ей до сих пор просто везло? И вообще, одной-единственной
жалобы хватит, чтобы нарушительницу вышвырнули из Министерства – и
тогда мне снова не с кем будет поговорить по душам. Оно мне
надо?
В ответ на мою реплику Настасья
смущённо опускает глаза и теребит косу, а на щеках отчётливо
проступает густой зелёный румянец.
– Получается, – тихонько уточняет
она, – мы… Подруги? Настоящие?
Я секунду думаю – и киваю. Настасья
зеленеет пуще прежнего, и мы ещё долго тихонько молчим вдвоём в
темноте коридора.
Ёлки, серьёзное государственное
учреждение – а такой дурдом!
***
То, чего я боялась, случается в
понедельник.