У меня на языке так и вертелось обидное
словечко «коммивояжер», но смеяться над собеседником я и не
подумал. Выпытывать подробности его нового задания тоже не стал,
вместо этого указал на толпу.
— Полагаю, ты в курсе причины всеобщего
ажиотажа? Что стряслось? Очередная диверсия на оружейной фабрике
или громкая выходка анархистов?
По лицу Смита скользнула едва заметная
гримаса, словно тема была ему неприятна, и вместо ответа он сунул
мне утренний выпуск «Столичных известий», аршинный заголовок
которых гласил «Кровавый ритуал на бульваре Фарадея!».
— Очередная утка? — уточнил я, пробежав
глазами по статье.
— Нет, — качнул головой сыщик. — Все так и
было.
— В самом деле? — удивился я, поскольку в
передовице говорилось о преступлении, неординарном даже по меркам
всякое повидавшего Нового Вавилона. Убийства в доходных домах
редкостью не являлись, но на этот раз своей жертве — молодой
незамужней женщине легкого поведения — убийцы выкололи глаза и
вырезали сердце. Полицию вызвал квартиросъемщик этажом ниже, с
потолка которого начала капать кровь. Выдвигалась версия, что в
деле замешаны малефики, но никаких доказательств этого не
приводилось. Полиция объявила в розыск сутенера погибшей.
В этот момент два констебля с красными
повязками дежурных по управлению на рукавах распахнули входные
двери и для надежности заблокировали их железными стопорами.
Газетчики подались вперед, и полицейским из оцепления пришлось
приложить немало усилий, дабы выдавить их обратно за колонны
портика.
— Главный инспектор собирается сделать
заявление? — догадался я.
— Именно, — подтвердил это предположение
Томас Смит. — Да вот и он сам...
Фридрих фон Нальц вышел на пресс-конференцию
в парадном мундире; адъютант с папкой в руках следовал за главой
полиции в некотором удалении. Констебли напряглись и еще более
потеснили примолкших газетчиков, но на ступенях те уперлись
намертво, отвоевать удалось лишь два или три верхних ряда.
— Пожалуй, пойду, — решил я. — Рад был
увидеться...
Томас Смит потянул руку на прощанье, и в
этот миг через оцепление проскочил растрепанный молодой
человек.
— Умри, кровавый сатрап! — крикнул он и,
прежде чем успел сорваться с места хоть кто-то из застигнутых
врасплох неожиданным нападением полицейских, вскинул пистолет. —
Свободу узникам совести!