Замыкал процессию Буль, державшийся намного уверенней
и тверже. Ему Штык поручил «самое важное дело»: прикрывать тыл
их небольшой колонны. Поэтому Буль имел вид значительный
и полный решимости оправдать оказанное доверие.
Он поминутно останавливался и смотрел назад, туда, где
все меньше становилось светлое пятно прохода на поляну
с палатками. Лес встретил их сумраком и влажностью.
Деревья и подлесок несли на себе явственный отпечаток
близости очагов радиации и каких-то физических аномалий.
Толстые темные стволы блестели кое-где странным слюдянистым
блеском. Неестественно длинные ветви образовывали странные узоры,
причудливыми кружевами окружавшие людей почти со всех сторон.
То тут, то там, в плотной темно-зеленой растительной
массе виднелись темные коридоры со следами копоти
и термического воздействия, словно прожженные летящей прямо
сквозь лес гигантской шаровой молнией.
Тропинка с утоптанной травой огибала такие коридоры, ныряла
под арки скрученных и сплетенных дугой веток, лавировала между
подозрительными пятнами бурой земли с темно-желтыми
и красными пятнами каких-то глинистых вкраплений.
Штык сперва шел очень осторожно, чуть ли не проверяя
носком ботинка твердость земли перед каждым шагом. Но затем
осмелел и зашагал по тропе почти как на прогулке.
Ситуация складывалась самым благоприятным образом,
и с каждым шагом шансы на скорый выход
за пределы Периметра росли как на дрожжах.
Правда, немного раздражал Хомяк, которому в ближайшем
времени предстояло снова стать Решетниковым Михаилом Николаевичем.
Временно разжалованный генерал старался идти как можно ближе
к Штыку и поминутно чуть ли не наступал ему
на пятки.
После очередного такого маневра, Штык резко развернулся
и рявкнул на боязливого «бойца»:
— Так, солдат! Набрал дистанцию три метра! Еще раз мне
сзади по ноге попадешь — заставлю отжиматься
до обеда!
— А скоро обед? — тут же подал голос
Буль.
— Так, солдат! — рассвирепел Штык. — Еще один
вопрос про обед, и будешь отжиматься вместе
с Хомяком!
Хомяк отстал, но хватило его ненадолго. Уже минут через
двадцать Штык снова слышал совсем близко сзади его тяжелое
испуганное дыхание.
— Ну?! В чем дело, боец? — резко останавливаясь
и поворачиваясь лицом к Хомяку, вопросил Штык.
— Чего боишься? Докладывай!
— У меня такое чувство, — пролепетал Хомяк
жалобным голосом, — что за нами наблюдают. А еще
лицо и руки постоянно, то покалывает, то щекочет,
а то жаром обдает. И пот по спине стекает.
Я чего-то очень боюсь. Очень!