— Таким образом, — завершил он разгромную
речь, — я объявляю вам обоим по выговору
и по наряду вне очереди. Булю за систематическое
нарушение приказов старшего по званию. Хомяку за то, что
сперва, чуть было, не свел своего товарища в могилу.
А потом позорно!... Налегке!... Бежал в укрытие, вместо
того, чтобы помочь своим товарищам и командирам. Вопросы
есть?
— Разрешите обратиться, мой генерал? — тут же
отозвался Буль. — Когда у нас по распорядку
следующий прием пищи?
— Не заслужили, — буркнул Штык. — Вопросов
нет. Даю на приведения себя в порядок пятнадцать минут.
Потом выдвигаемся.
Буль печально сдвинул лохматые брови и в следующий
момент, к изумлению Штыка, расстегнул рукав куртки, обнажая
не меньше полудюжины дорогих часов, аккуратно одетых
на толстое волосатое предплечье.
— И ты молчал, скотина? — ласково сказал
Штык, приближаясь к генералу. — Давай сюда!
— Это мое! — быстро сказал Буль опуская рукав.
— Часы дай, — спокойно сказал Штык.
— А то я сейчас устрою военный трибунал
с разбирательством, откуда у простого тупого ефрейтора
дорогущие часы в золотых и платиновых корпусах.
— Это военный трофей! — с вызовом сказал Буль.
— Полученный, согласно вашему, мой генерал, распоряжению.
— Согласно МОЕМУ распоряжению? — изумился Штык.
— Да ты, дорогой, наверное, с рюкзаком сегодня
перебегал. Или недобегал. Это как посмотреть.
— Вашему, генерал Штык, — обиженно сказал Буль.
— Вы же сами отдали нам с Хомяком лагерь
«на полное разграбление». Значит, все, что найдено —
военный трофей.
Мысленно чертыхнувшись, Штык требовательно протянул руку:
— А теперь реквизирую одни часы ввиду необходимости
оных, для нужд высшего командного состава. Не жмоться,
у тебя их еще полно. Да не надо мне
в золоте и блестяшках. Вон те, серые, давай.
— Вы только не забудьте потом вернуть, —
обеспокоенно сказал Буль, — когда надобность пройдет.
— Не переживай, время лечит. Когда надобность
пройдет — отклеишься уже сердцем-то.
— Все равно от них толку нету, — бурчал Буль,
покорно снимая массивные стильные часы и протягивая
их «начальству». — Как эта фигня мне по ногам
чирканула — так все теперь разное время показывают.
Часы удивительно удобно лежали в руке и прямо-таки просились на
запястье. Стилизованные под старину стрелки показывали четыре часа
пятнадцать минут.