- Накалымил двадцаточку? – подмигнул он мне. – Матери отдай.
- Какую двадцаточку? – задрал я бровь. В груди захолонуло – без
сцен из семейной жизни не обойдешься. Но и злой азарт проклюнулся.
- Сосед десятку зажилил.
- Вот ведь жлоб! – восхитился батя, и построжел: - Отдай,
отдай…
- А зачем? – спокойно поинтересовался я.
- А затем, - завелась мать с пол-оборота, - чтобы деньги на
всякие глупости не тратил!
- Но вы же тратите, - мягко пожурил я, кивая на бутылку
водки.
- Мал еще, чтобы родителей обсуждать! – повысила голос
родительница.
- Как-то нелогично получается… - вздохнул я с деланным
расстройством. - Работать могу – уже большенький, а тратить не моги
– еще маленький!
- Это что еще за разговоры? – в материном голосе зазвенели
угрожающие нотки, предвещающие непогоду в доме. – Тебе в школу
скоро, и в чем ты пойдешь? Вон, Лариса передала – им в магазин
костюмчики завезли, по семнадцать пятьдесят!
- Вот пусть Лариса сама в нем и ходит, а я хочу купить себе
нормальный костюм!
- Ах, норма-альный ему… - с ехидцей затянула маманя. – На такой
ты еще не заработал!
- Заработаю, - веско уверил я.
- Вот, когда заработаешь, тогда и поговорим! А пока что извини,
походишь и в дешевом. На дорогие вещи у нас денег нет!
- А вы бы гулянки реже устраивали, - огрызнулся я, - тогда бы
хватало! Вы, вообще, хоть когда-нибудь мечтали о большем, чем
жратва и шмотки? Ну, там, купить машину, для начала… Вступить в
жилищный кооператив… Съездить по путевке в Чехословакию… Да хотя бы
в Крым! Ну, нет же?
Тут мне сразу стало понятно – «красная линия» пересечена.
- Ах, ты… - выдавил отец сжатым горлом, багровея и набухая
гневом. – Будет тут всякое говно меня жизни учить!
- Ладно, - мой голос исполнился кротости, - я – говно. Тогда,
может, научишь меня, как жить? Как добиться роскошных палат в
вонючем бараке, где моются из тазика! Как культурно проводить
досуг, напиваясь в субботу, а в воскресенье лишь опохмеляясь, чтоб
на работу, как стеклышко!
Каюсь, был несдержан – ломкая отроческая психика подвела. Можно
только представить себе, до чего бы я вообще договорился, но
затеянную ссору прервал Юрий Панасович.
Видать, встал ото сна, протопал меланхолически до ветру, а
вместо цивильного «пудр-клозета» - зола.
Сначала и без того наэлектризованную атмосферу развеял трубный
рев, а затем, роняя злобные маты, к нам ворвался взбешенный
«куркуль». Встрепанный, опухший, в замызганной майке и в трениках с
пузырями, он выглядел типичным алкашом.