— Я настаиваю и буду настаивать, что ничего не помню!
— Чушь! Вы испугались, когда я попросил вас остаться и поговорить. Стали бы вы бояться, если бы нечего было скрывать?
Я — нет. А девочка, в теле которой я оказалась? Не слишком умная и страстно желающая заполучить какого-то мужчину?
— Может, я испугалась за свою честь? — парировала я. — С какой целью мужчина может запереть девушку наедине с собой?
Винсент оказался рядом в мгновенье ока — я даже шарахнуться не успела. Взял за плечи, склонился к лицу.
— Эта нелепая идея забавляет вас. Но оскорбляет меня. — Его голос внезапно сел, а в глазах промелькнуло… желание? Да нет, наверняка показалось. И все же от этого взгляда меня обдало жаром. — Потому что, если бы я захотел… — Его пальцы скользнули мне в волосы, дыхание щекотнуло кожу. — Мне бы не потребовалось применять силу.
Да что ж такое, и в самом деле не потребовалось бы! Я облизнула губы, которые словно кололо мельчайшими иголочками. Застыла, не в состоянии оторваться от его лица, на котором желание стало слишком явным. В следующий миг до меня дошло: если он эмпат… Я ойкнула, с силой толкнула его в грудь.
— Отпустите меня! Немедленно отпустите!
Вырвалась из его рук, дернулась к двери. Выругалась вслух, обнаружив все ту же гладкую стену.
— Откройте дверь!
— Я не получил ответы. — Профессор снова присел на край столешницы, скрестив руки на груди. Лицо казалось невозмутимым, только щеки немного порозовели. Если я сама себе это не придумала. Мне-то точно хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
— Вы и не получите никаких ответов. Я не знаю, кто я. Я ничего не помню.
— Снова ложь. Как минимум, вы помните о том, что грамотны.
Перед глазами невольно всплыло, как он крутил перстень, когда я утверждала, что не могу ничего написать. Что я тогда чувствовала? Стыд. Не уметь читать и писать — стыдно. Для человека с высшим образованием. А для девчонки в потрепанном платье и сношенных башмаках?
Да, он не может учуять вранье, потому что вранье само по себе — не эмоция. Но может чувствовать эмоции, которые его сопровождают. И что теперь делать с этаким живым полиграфом? Как убрать эмоции? Начать созерцать свой пуп и попытаться достичь нирваны? Может, и получится — лет через пятьдесят непрерывной практики.
Только ответы-то у меня требуют сейчас! И вряд ли профессор отстанет, если я сейчас сяду в позу лотоса начав петь мантры собственного сочинения и, скорее всего, нецензурные.