— Стой, — одернул его я и накинул на шею
маркиза ожерелье с оправленными в серебро изумрудами,
янтарем, бирюзой и несколько неуместно смотревшимся здесь
змеевиком. На заключенного будто ушат холодной воды вылили.
Он враз обмяк, а из уголка рта вновь потянулась
тоненькая струйка слюны.
— Извините, если отвлекаю, господин экзорцист, — охранник
коменданта отошел к двери, когда прибежавшие стражники
закрепили на стенах факелы и в камере сразу
посветлело, — но отчего люди становятся одержимыми? Как
бесы выбирают своих жертв? И только ли в бесах
дело?
— Да как вам сказать? — Я обильно посыпал пол
серым порошком из провощенного пакета, и влажный камень
моментально высох. Потом достал широкую кисть с беличьим
ворсом и принялся сметать в сторону образовавшийся бурый
налет. — Есть две общепринятые теории, и даже
на Великом Соборе не удалось свести
их воедино.
— И что это за... теории? — запнулся
на незнакомом слове охранник.
— Основатели моего ордена были убеждены, что бесы рвутся
в наш мир. И в ущербную из-за греховных помыслов
душу им проникнуть проще, но и только.
А экзекуторы, будь они неладны, во главу угла ставят
нравственную чистоту человека. Будто бы это греховные помыслы
и деяния притягивают к себе еще большую скверну.
— И поэтому нет смысла бесов изгонять, раз причина
в человеке? Они не жертвы, но соучастники?
— догадался Эдмунд. — Надежней отправить
на костер.
— Точно, — кивнул я и достал из сумки
кусок известняка. Рукавом вытер зашмыгавший из-за холода
и сырости нос и начал вписывать стул с маркизом
в пентакль. Убедившись, что белые линии нигде
не прерываются, обвел пятиконечную звезду неровным кругом
и поднялся с колен. — Ну а мы хоть
и не считаем, что бесноватые суть образцы благочестия,
но уверены: если кто-то получит второй шанс, хуже
от этого не будет. Напротив — такой человек только
укрепится в своей вере.
— Вашим словам недостает убежденности, — покачал головой
охранник.
— Да ну? А чем я, по-вашему, занимаюсь?
От нечего делать развлекаюсь?
— Нет, просто брат-экзекутор был куда более уверен
в собственной правоте, — смутился Эдмунд.
— Фанатик, — хмыкнул я и вернулся
к нанесению на пол сложной вязи ритуальных
символов.
— Он говорил, — ветеран пропустил мои слова мимо
ушей, — будто изгнанная из одержимого скверна
не исчезает, а ищет новую жертву. После смерти же
бесноватого она остается в мертвом теле.