Засады, облавы, летучие отряды кавалерии...
Густав Сирлин надумал переждать лихое время в лесах,
а потом и вовсе перебраться в Драгарн,
но от выследивших остатки беглой сотни королевских егерей
удалось уйти только ему да Жаку. И вот оно как
в итоге вышло: ерундовый порез загноился и свел Бортье
в могилу.
Был ли сотник рад тому, что старуха с косой
в очередной раз обошла его стороной? Скорее, этот факт его
просто устраивал. Закидывая комьями сырой земли тело спутника,
Густав осознал, что давно уже не испытывал практически никаких
эмоций. И даже непременный спутник беглецов —
страх — утонул в бездонном омуте как-то незаметно
затопившей его душу серой хмари безразличия.
Густав устал. Он просто очень сильно устал.
Летом был кураж. Летом его вела злая радость, и сотник
щедро разбрасывался выпитой из Виктора Арка потусторонней
силой. В глазах солдат он стал чуть ли не одним
из небожителей. Но не лубочно-правильным Святым,
а всемогущим повелителем битвы, одним взмахом руки способным
раскидать десяток латников.
Что ж, какое-то время так оно и было. Пока
не иссякла сила. Пока он не почувствовал, что
вычерпан до дна. Опустошен и уподоблен высушенному ярким
солнцем рыбьему костяку. Вымотан настолько, что даже таившаяся
в глубине его души тьма не способна больше разгореться
во всепожирающее черное пламя.
Когда это случилось? Две декады назад? Три?
Он не помнил. Прошлое терялось в туманной пелене,
а попытки разобраться в путаных обрывках воспоминаний
заканчивались дикой головной болью.
Но если с тем, что для него есть лишь серое настоящее,
Густав худо-бедно смирился, то принять роль обычного человека
так и не смог. Осознание собственной никчемности жгло его
изнутри, будто пожиравший торфяник подземный огонь. Жгло,
не давало думать ни о чем другом, заставляло бежать
куда глаза глядят, лишь бы подолгу не оставаться
на одном месте.
Не потому ли и повалились на отряд все эти
неприятности?
Кто знает?
Темный сотник предпочитал об этом не задумываться.
В его сером настоящем места для прошлого больше
не оставалось.
Но, может, оно и к лучшему?
Кинув на могилу последний ком земли, Густав отошел
к лесному болотцу сполоснуть выпачканные в грязи руки,
да так и замер, уставившись на дрожавшее из-за
бежавшей по воде ряби отражение. Давно не стриженные
лохмы всклокоченных волос, кудлатая борода, осунувшееся лицо
с темными провалами воспаленных глаз.