– Но ему нельзя жить, –
шелестит мамин голос. – Ты знаешь, Берт, нельзя. Он уже похож на
отца: его глаза, руки, голос. Его сила. Я сделала всё, что смогла.
Сдерживала его годами. Пока я была слаба, был слаб и он – мы так
связаны. Я трудилась до изнеможения, чтобы мой мальчик не стал
слишком сильным. Чтобы он никого не обидел ненароком. Но он растёт
и крепнет. А я… Посмотри на меня, Берт. Мы ведь с Лизой в одно лето
родились, а я смотрюсь старше вдвое.
Она давится слезами, и староста
садится рядом, неуклюже обнимает её, гладит по волосам и
бормочет:
– Ну как же так, милая моя?
Обещал брату за тобой присмотреть и не уберёг…
Мама высвобождается из его
объятий и шепчет:
– Мне обещай, что сделаешь всё,
как надо. И выполни, Берт. Выполни!
Фигуры матери и старосты плывут
перед глазами, а когда Юрген снова может видеть людей перед собой,
это староста и его жена. Он сидит, уронив голову на сложенные на
столе руки, а супруга стоит рядом.
– Роза, я не могу. Страшный он.
Жуткий. Но дитя же! Ребёнок!
– Берт, но Лора говорила, что
он опасен! Это сейчас он ребёнок, а через пару лет? И обычные-то
дети, как в возраст входят, своевольничать начинают, а этот? Ты
представь, чего он натворить может? Лора говорила: он раньше прочих
взрослеть начнёт – и никому мало не покажется.
– Но как мне жить-то, если я
ребёнка загублю?
Роза помолчала, а потом
прошептала:
– А ты сам не губи. Давай его в
лес спровадим. Холодно нынче. Есть в лесу нечего по зиме – авось он
сам…
С каждым словом у Юргена внутри
что-то смерзается, а потом трескается.
Мама.
Он отшвыривает Бирни,
подслушавшего когда-то слишком много взрослых разговоров. Человек
кулем валится наземь и лежит неподвижно. Кажется, Юрген сломал ему
челюсть. Всё равно.
Мама.
Как много вопросов… Значит, он
всегда был монстром? И деревенские сторонились его не из презрения,
а из страха? И мама не любила его, а лишь пыталась сдержать его
злую силу? И та страшная беготня по лесу – это жест милосердия, а
не жесткости?
А единственный, кто был здесь к
нему бескорыстно добр, – это усмерть, зачаровавшая его так, чтобы
мальчик, которого, как и всех детей деревни, ей нужно защищать, был
в безопасности в большом мире?
Тварь, которую он
убил.
Шаг за шагом он идёт к деревне.
Туда, где и добро – не добро, и даже зло – так себе.