Когда вязал уже безжизненные мёртвые
ветки, оцарапал запястье. Боли не ощутил поначалу, хотя царапина
глубокая. Капнула кровь на белый снег — плохой, плохой знак. Рядом
Чёрные болота, а там — все знают — тёмные силы обитают. Наша кровь
им слаще мёда. Сжалось у меня сердце, а ничего не поделаешь, не
загонишь обратно алые пятна. Поскорее довязал последний узел и
домой поспешил. Шёл — и всё казалось, что кто-то за спиной стоит,
смотрит мне вслед. И сердце замирало в груди, и ноги путались.
Хотел быстрее идти, а не получалось.
Оглянулся, хоть нельзя в лесу
оглядываться — плохая примета. Мелькнула серым пятном тень: то ли
было, то ли показалось.
Из последний сил домой побежал.
Скорее. Скорее! И снег скрипел оглушительно. То ли под моими
ногами, то ли под кем-то позади.
Холодил зимний воздух не только тело
— самую душу. Домчался до дома с дрянной сосёнкой, взмок, а
холодно. Руки мёрзли, ноги мёрзли, в груди ледяной ком. Ресницы
смёрзлись так, что глаз не открыть. Братья-сёстры радовались: дрова
есть, значит, не помрём. А мамка смотрела жутко: словно бы на меня,
а словно бы и мимо. Подошёл к ней, а она прошептала: "Берегись,
сына!" и глаза закрыла. Показалось, что насовсем. Малые в слёзы, а
я из избы прочь.
Холодно.
Стоял, смотрел в сугроб, пока не
сгустилась ранняя зимняя ночь, тихая, безнадёжная.
Вдруг слышу: стоит рядом кто-то.
Голову поднял: там, где раньше забор был, на снегу девка стоит.
Потемну видно плохо, но чую: не наша, не здешняя. Стоит, молчит.
Смотрит на меня. И тоскливо от её взора, и жутко, и весело, будто
пьяному.
Волосы тёмные вьются до колен. Ни
шубки на девке, ни накидки какой. Платье неподпоясанное, белое —
вот и вся одёжка.
— Сгинь! — закричал — и в дом
поскорее шасть.
Братья-сёстры будто ослепли — не
видели жуткую девку за дверью, у самого крыльца. Нет забора вокруг
дома — нет защиты, вот она к самому дому и подобралась. Стояла,
зыркала чёрными глазищами. Ждала.
Ночью, когда затихли в доме и
разговоры, и шепотки, постучала неживая девка в окно, в запертый
ставень.
— Тук-тук-тук! Пусти меня, человечий
сын. Слышу тебя, чую тебя. Ты меня разбудил, когда лес рубил вокруг
моего болота. Отведала я твоей крови в лесу — вкусно. Теперь не
отстану. Рано ли, поздно ли — по-моему будет!
Я зажмурился, крепко-крепко. Молился,
что есть силы, просил светлые силы защитить меня.