Верховная Жрица меж тем продолжает, и
голос её больше не звенит, скорее шуршит вместе с пламенем в
камине.
— Труднее остановиться. Понять, когда
и как заканчивать. Не сгореть. Именно поэтому последнюю неделю и
проводят в медитациях, а не в тренировках. За тело не волнуйся, оно
своё дело знает. Ты его сколько лет учила? Десять? Оно справится.
Надо, чтобы и разум не подвёл. Так что ступай, девочка, готовься,
медитируй! Не позволяй огню взять верх над своим духом — других
секретов тут нет.
Мэйжин вдруг сутулится, приникая
ближе к камину, и только теперь становится видно, насколько она на
самом деле стара. Алайя выскальзывает из-под покрывала и, торопливо
бормоча слова благодарности, пробирается к выходу. Верховная Жрица,
кажется, её уже не слышит.
На улицах почти никого. Редкие
прохожие приветливо улыбаются юной жрице, и она каждый раз
испытывает гордость и страх.
Она танцует в Храме Огня с трёх лет,
как и десятки её сверстниц. Но именно её признали самой лучшей.
Именно ей выпала честь зажечь огонь в День Изгнания Тьмы.
Алайя помнит, как танцевала Рейла, её
старшая сестра. Рейла заряжала пламенем сторожевые башни три года
подряд. Алайя, тогда ещё совсем крошка, изумлялась и верила, что
сестра превращается в волшебную огненную птицу на вершине пирамиде.
А потом Рейла сгорела. Не справилась с силой — и её не стало. Мать
тогда прижала Алайю к себе, закрыв малышке глаза, и девочка не
сразу поняла, что случилось, почему люди вокруг начали кричать и
почему заплакала мама.
Жрицы гибнут, и чтобы этого не
происходило, нужно медитировать. Нужно быть готовой.
Алайя встряхивает головой, и длинные
тёмно-каштановые волосы с рыжей искрой волнами падают на плечи и
спину.
— Надо же, какая красавица! —
раздаётся за спиной громкий, чуть насмешливый голос.
Алайя вздрагивает, но поворачивается
медленно и с достоинством: ещё не хватало словно пигалице какой
подпрыгывать и суетиться.
Так и есть — чужеземцы. Их странный
выговор ей знаком: слышала мельком на торгу, как они объяснялись с
продавцом пряностей.
Двое. Высокие. Волосы жёлтые, будто
колосья, и кожа светлая, словно молоко. Оно и понятно: там, за
Стеной, одна Тьма. Все, кто изредка наезжает торговать, бледны,
худощавы и недобры. Так ей кажется.
— Испугалась, красавица? — спрашивает
тот, что повыше. — Ты уж извини: не привыкну никак, что здешние
девицы пугливы, словно ночные кролики. Да и парни не лучше.