Алайя не может дышать. Не может
встать. Она хочет перестать существовать. Но и этого не может.
В невозможной тишине вдруг раздаётся
звук шагов. Алайя деревянно поворачивает голову, только чтобы не
смотреть на него и на людей вокруг, и видит Мэйжин.
Верховная Жрица, прямая и
величественная, выходит на середину площадки. Вскидывает руки к
груди и отрывисто хлопает. Алайе кажется сначала, что это
невозможная, невыносимая, но справедливая издёвка, но, не веря
самой себе, она улавливает ритм.
Хлоп. Хлоп. Хлоп-хлоп-хлоп. Хлоп.
Хлоп. Хлоп-хлоп-хлоп.
Барабаны подхватывают. Бум. Бум.
Бум-бум-бум.
Что? Почему? Неужели?
Бум. Бум. Бум-бум-бум.
И Мэйжин танцует.
О, сколько в ней огня. Её руки гибки,
а ноги подвижны, как и сорок лет назад, когда она была лучшей.
Бум. Бум. Бум-бум-бум.
Словно биение огненного Сердца
Земли.
И её танец — словно гимн жизни,
молодости и огня. И всё равно, чем придётся заплатить за жизнь. И
всё равно, когда кончается молодость в понимании людей. Огонь во
мне. Я огонь.
Мэйжин танцует так, будто нет смерти,
нет старости, нет Тьмы.
Бум. Бум. Бум-бум-бум.
И все вокруг начинают притопывать и
хлопать в такт, захваченные невообразимой силой Верховной
Жрицы.
Алайя чувствует, как со всех сторон
накатывают волны тепла.
Чувствует, как по щекам бегут
слёзы.
А Мэйжин танцует.
На её руках разгораются огни. Огонь
кипит и танцует вместе с ней.
Бум. Бум. Бум-бум-бум.
Смерти нет. Старости нет. Тьмы
нет.
Огонь расходится от тела Мэйжин — и
сияющими реками летит к башням. Все, все семь вспыхивают
обновлённым пламенем.
А Мэйжин горит.
Алайя видит сквозь слёзы, как
плавится золотой убор Жрицы и струи металла текут по
одухотворённому лицу. Как обугливается одежда, а следом вспыхивают
шрамы-ожоги. Медленно тлеет кожа. Но Мэйжин уже стала пламенем. Она
улыбается. Улыбается Алайе. И продолжает танцевать.
Бум. Бум. Бум-бум-бум.
И даже пепла не остаётся от той, что
не верила в смерть.
Иногда Карну снилось, что он снова
видит. Мир во сне был полон красок, насыщенных и ярких. А у
предметов была не только форма, которую можно ощутить пальцами, но
и глубина цвета, переливы оттенков.
Просыпался Карн после таких снов не в
духе.
Вот и сегодня он открыл глаза в
темноту и мрачно усмехнулся её привычной непроницаемости.
В дверь постучали:
– Мастер Карн, к вам посетитель.