Но, вместо
того, что бы направиться спать, он пошел к донжону и начал
подниматься по скрипучей винтовой лестнице, которая привела его в
самую высоко расположенную точку замка, на просторную смотровую
площадку, венчавшую башню донжона. Вообще-то, в донжон допускались
далеко не все, но у него, как у второго после настоятеля лица
миссии, была возможность находиться тут когда угодно и сколько
угодно. Он подошел к ограждению и, опёршись локтями на изъеденные
временем каменные перила, уставился в темноту, всё ещё окутывавшую
город.
Он
вспоминал прошедший день. С утра всё шло по накатанной. Подъём,
утренняя литургия, затем лёгкий завтрак. Занятия с братией боевыми
искусствами. Да, помимо того, что он был на хорошем счету, как
въедливый и упорный дознаватель, он ещё и наставлял братию в
искусстве обращения с копьем, в чём был, несомненно, признанным
мастером.
Ведь
когда-то, в миру, у нынешнего отца Вальгара было совсем другое имя
— Джеро, и он не размышлял о высях горних и спасении души. Он был
удачливым кондотьером и лихо орудовал и копьём, и тяжёлым палашом.
Он любил вино, женщин, деньги и жизнь. Но всё изменилось, после
того, как ему проткнули бок. Котерия[1], в составе которой он числился, принимала
участие в штурме замка какого-то захудалого барона. И вот, когда он
уже вскарабкался по скользким от крови предшественников
перекладинам штурмовой лестницы на гребень стены, и до победы было
уже рукой подать, его левый бок обожгла Боль...
Он
провалялся в забытье больше месяца, страшная рана чуть не убила
его. И, очнувшись, он понял, что безвозвратно изменился. Он
уверовал. Уверовал слепо и беззаветно. И, как только к нему
вернулась способность переставлять ноги, он покинул свою котерию,
отдав все деньги, причитавшиеся ему за кампанию,
женщинам-маркитанткам, выхаживавшим его и таки вытащившим с
туманных равнин Нижнего мира. Он пешком отправился, куда глаза
глядят. После многих дней пути его мятущаяся душа нашла приют в
миссии рыцарей ордена Меча предстоятеля. И там кондотьер Джеро умер
окончательно, а его место под дневным светилом Джуа занял брат
Вальгар.
Подставив
лицо шаловливому ночному ветерку, отец Вальгар продолжал освежать в
памяти подробности дня минувшего.
После
занятий с братией пришло время дневной трапезы. А вот спустя
полчаса после начала сиесты орденский патруль, совершавший обход
кварталов верхнего города, привёл эту нарушительницу. Она была
задержана за то, что проповедовала у городского фонтана. Нет, не
проповедовала. Прорицала. А от этого слова уже тянет дымом
очистительного костра.