Молодая
женщина проснулась. Сев, слегка сгорбившись, на лавку, которая
служила ей и ночным ложем, она упёрлась застывшими глазами в
противоположную стену, аккуратно побеленную, как, впрочем, и все
вертикальные поверхности в замке, за исключением мебели,
разумеется. Левую сторону её лица заливал кроваво-алый свет
восходящего дневного светила, пробивавшийся сквозь слюдяную муть
узкого, выходящего на восток, окошка кельи.
Одгунд
действительно была хоть и слабой, но, всё-таки, ясновидящей. И
прошедшей ночью, во сне, она увидела и прожила все линии своего
будущего. Их было, до обидного, немного. И самая длинная из них
протянулась аж на семь дней и тринадцать часов с минутами от
сегодняшнего рассвета.
Каждая из
них, кроме одной, были до краёв наполнены запредельной болью и
невыносимым страданием. А протяжённости той линии её жизни, в
которой было меньше всего боли, хватало лишь до завтрашнего
утра.
И теперь,
уставившись глазами в аккуратно побеленную стену, она выбирала себе
не линию жизни, нет. Она выбирала себе смерть. Она выбирала лучшее
из худшего. Взвешивала все «за» и «против». Она не хотела ошибиться
в этом последнем для неё значительном выборе. Потом выбирать уже
будет не из чего. И ничего переиграть уже не получится.
Послушник,
тщедушного телосложения белобрысый парнишка, одетый, как и все
тутошние обитатели в чёрную сутану, принёс миску жидкой ячменной
каши. Одгунд даже не шелохнулась. Она, просто-напросто, не заметила
его появления. Она выбирала. Послушник, потоптавшись немного в
дверях с миской в руках, поставил её на кривой табурет, стоявший
рядом со входом в келью и исчез. А Одгунд продолжала скрести
взглядом побелку на противоположной стене. Кровь стучала в висках.
Как же хочется жить. Но приходится выбирать из
доступного.
В дверь
заглянул охранник и нарочито грубым голосом, видимо, поднимая таким
нехитрым способом свою самооценку, возвестил, что подозреваемая
Одгунд должна немедленно проследовать на допрос.
Она
выбрала. Решение принято.
Путь по
коридору она проделала, как во сне. Сейчас она реализует свой
выбор.
Дознаватель
встретил её, сидя на стуле. Перед ним, как и вчера, лежала стопка
серых листов писчей бумаги. Одгунд вошла в келью и без приглашения
уселась на дубовую табуретку, ту самую, сидя на которой провела
значительную часть вчерашнего дня.