И приговор
полностью соответствовал тому, с которым она уже ознакомилась
минувшей ночью. Если отбросить все словесные кружева и оставить
только суть, то завтра, после исповеди, она взойдёт на
костёр.
И
задохнётся от едкого дыма в течение трёх минут после начала
экзекуции. А всё потому, что, несмотря на жаркую погоду, костёр
сложат из скверного качества отсыревших дров. Видимо, отец келарь и
тут решит немного сэкономить. В общем, огонь до неё, до живой, так
и не доберётся. А что будет с её бренным телом потом, ей решительно
наплевать.
Стемнело.
Одгунд устроилась на узкой деревянной лежанке с твердым намерением
увидеть сон о тех временах, когда она ещё была маленькой девочкой,
её родители были живы и самым ужасным расстройством в её жизни был
отказ мамы от того, чтобы отпустить её на рыночную площадь, где
давал представление бродячий театр кукол. С этой мыслью она
заснула, и на её спящее лицо медленно и нерешительно выползла
мягкая детская улыбка.
Этим же
вечером, часов около семи, была зафиксирована первая смерть от
ранее не виданной в этом городе болезни. Случилось так, что двое
нищих, слонявшихся в поисках того, кто угостил бы их дармовой
выпивкой, заглянули в берлогу одного из своих коллег, если так,
конечно, можно выразиться. Тот валялся без движения на своей
лежанке, усланной грязным тряпьем, уткнувшись лицом в набитый
соломой холщовый мешок, заменявший ему подушку. Они начали
тормошить лежащего. В результате приложенных ими усилий, уже
остывшее, к тому времени, тело было перевёрнуто на спину. И тут
любителям бесплатной выпивки, даже не смотря на вязкую полутьму,
царившую в этой норе, бросились в глаза пугающие детали. На шее и
щеках их знакомого распустились огромные гнойные язвы, а посиневшие
губы были покрыты какой-то субстанцией, напоминающей пену, которая
обильно выделяется у животных на протяжении последней, терминальной
стадии развития водобоязни. Пену эту пронизывали прожилки тёмной
крови. Лицо покойника перекосила гримаса запредельного страдания. В
широко распахнутых мутных бельмах его желтоватым желе застыла боль.
И, в конце концов, до них дошло, что он не дышит. Когда в их
иссохших мозгах, наконец, родилось понимание того, что они
столкнулись с чем-то страшным, то они бросились бежать, кто куда.
Справедливости ради следует отметить, что беготня эта оказалась
совершенно для них бесполезна. Оба они стали смертниками с того
самого момента, как вошли в душную тьму, прятавшую покойника. Всего
несколько блох, запрыгнувших с ложа мертвеца на лохмотья, которыми
они прикрывали свою наготу, сделали их обречёнными на такую же
отвратительную и мучительную смерть, которая постигла их
несостоявшегося собутыльника.