Их отвели в городскую ратушу, выставили на широкий стол нехитрые
напитки и еду, а потом бородатый сотник, присевший с ними за стол,
завел рассказ о всем, что случилось с момента битвы горожан друг с
другом. Апелиус обедал и внимательно слушал, задавая различные
вопросы и выжимая из сотника информацию. Все описанное он уже знал,
но в общих чертах, без деталей. Имена, поступки, описание травм,
полученных горожанами, откладывались в память, чтобы в будущем
заклинание сопоставило людей и рассказало о каждом встречном.
После того, как рассказ об известных архимагу событиях
закончился, начался рассказ о событиях новых. Сотник сперва
помялся, а потом спросил:
— Джун, тут такое дело еще... Ты же теперь магичить можешь,
верно?
— Есть такое дело: кое-что могу, — кивнул Апелиус. Новое имя
архимагу не нравилось. Не то что бы император счел его неприятным,
просто архимаг предпочел бы зваться своим реальным именем и в
историю этого мира войти под ним, и сейчас размышлял, как лучше
приучить горожан к новому имени.
— У нас проблема. Похоже, по вашей, магиковой части.
— Что случилось? — дежурно спросил Апелиус, хлебая щи и заедая
куском подсохшего хлеба.
— Да с кладбищем у нас что-то неладное...
— С кладбищем? — дрогнувшим голосом переспросил Апелиус.
Адар с бугаями насторожились: парни привыкли к невозмутимости и
уверенности архимага, и их не могла не насторожить опаска в голосе
непоколебимого прежде практика.
— Да, с погостом, — подтвердил сотник, не заметивший изменений в
поведении адепта. — У погоста, в дряхлом доме, дед живёт,
гробовщик. В общем, старик за могилами смотрит — в гроб людям
разные вещи кладут во время похорон, а некоторые бродяги за монету
убить готовы, не то, что за брошь какую или кинжал. Так вот:
странная молитва с кладбища слышна, из дома, где старик живёт. Не
поймешь, то ли это и вовсе не молитва, а иные какие-то звуки: иной
раз хохот, крики народ слышит. Ничего хорошего мы от этого не ждем:
ночью на погосте виден бледный свет, а днем никого там не увидишь:
старик пропал, а факелов не видно. Ночью мы туда не ходили: боязно
настолько, что ноги сами перед оградой замирают.
По мере рассказа Апелиус перестал есть, а потом и вовсе
проверил, хорошо ли выходит клинок из ножен и пробежался пальцами
по вшитым в одежду накопителям. "Ноги замирают" вполне похоже на
давление бао, или даже на простенькую печать ужаса.