— Все, тащите его!
Хватайте за руки и тащите! Ноги не отрубите, придурки!
Еще несколько
ударов и стало тише. Похоже, пленника хищных ветвей все же
спасли.
— Ближе десяти
шагов к проходу не подходить! Стрелы держать на тетиве! Стрелять на
поражение! Все ясно?
Нестройный хор
голосов подтвердил, что да.
Я с сожалением
вздохнул, а потом задался вопросом: почему меня никакие ветки не
хватали? Испугались топора? Или же поняли, что я и так добровольно
иду в лес, и решили, что тащить нет смысла?
Но что
дальше?
Тем же проходом
выйти невозможно — нашпигуют стрелами. Уходить вглубь леса мне не
хотелось — предупреждение мастера Стерии хорошо подтвердили хищные
ветви. Идея у меня появилась пока только одна — идти по лесу вдоль
дороги, а через пару миль вернуться на нее.
Все же, почему
командир преследователей не разделил отряд и не послал вторую часть
дальше — ловить меня? Был так уверен, что я не смогу
выйти?
Жаль, что мастер
Стерий не успел рассказать, что именно водится в местных
лесах.
Луна продолжала
светить сквозь редкую крону, идти было легко, но шагов через триста
я почувствовал, как под ковром старой листвы начала по-болотному
хлюпать почва. Деревья стали ниже, а промежутки между ними —
больше. И только стена молодой поросли вдоль дороги осталась такой
же густой.
Большая часть
болот безопасна и богата ягодами и дичью. Но следи за Красной
Лисовкой — она всегда растет близко от тротанов. Обходи ее кусты
стороной, — проговорила моя память дребезжащим
старушечьим голосом.
Я остановился и
встряхнул головой.
Красная Лисовка,
значит.
Вместе с голосом
перед моим мысленным взором всплыл и означенный кустарник. Высокий,
колючий, с крупными красными бутонами весной и еще более крупными
красными плодами летом. Но что такое тротаны?
От досады я даже
хлопнул себя ладонью по лбу, но все, что выдала память, оказалось
смутным ощущением, что тротаны — это плохо.
Теперь я шагал
медленней и осматривался еще внимательней. Свет луны позволял
разглядеть очертания предметов, но не их настоящий цвет. Впрочем,
решалась проблема просто: мне следовало избегать любых
кустарников.
Еще сотню шагов
спустя я поднялся на небольшой пригорок и огляделся.
Пусто.
Спокойно.
Тихо.
В памяти — в той
части памяти, которую я называл своей и которая несла
воспоминания, появившиеся уже после пробуждения на поле битвы, —
всплыли хоровые пения ночных сверчков, жужжание комаров, какие-то
поскрипывания и скрежетания, которые я слышал прошлой ночью в
деревне перед тем, как заснуть.