Моё повседневное платье состояло из
нескольких частей: нательного белья, – облегающие хлопковые бриджи
и широкий отрез ткани, обматывающийся вокруг тела наподобие топа и
закрепляющийся на спине несколькими крючками, – нижнего платья,
называемого фурди – того самого, без рукавов и длиной по колено,
которое я всё это время спокойно носила, ошибочно принимая за
полноценный наряд, – и, наконец, верхнего платья – цэхиня, – точной
копии хорошо знакомого мне ханьфу. Помимо этого на официальных
приёмах и на улице мне также полагалось носить шёлковый жилет без
пуговиц – символ принадлежности к аристократической семье.
Однако количество носимой одежды было
не главной проблемой. Проблемой стали её застёжки. Многочисленные
крючочки, завязки и ленты, стягивающие куски ткани в единое целое,
и у каждого свой индивидуальный способ завязывания! Раз за разом
под внимательным взглядом Чатьена Васта перевязывая очередную ленту
на цэхине, я с надеждой ожидала тот священный миг, когда ко мне
будет допущена служанка, которая будет мучиться со всеми этими
верёвочками/тесёмочками вместо меня.
После того, как наука одевания была
мною с грехом пополам усвоена, мой надзиратель перешёл к другой, не
менее важной части обучения: походке и движениям. Изо дня в день
этот жестокий человек заставлял меня ходить по комнате с
«правильным разворотом плеч и наклоном головы», садиться на стул и
вставать с него, поворачиваться в случае, если меня кто-то позвал и
наклоняться, если нужно, например, что-то поднять с пола. И для
каждого действия существовал определённый набор движений и поз,
выверенных чуть ли не до миллиметра! Стоило мне лишь немного
ссутулиться или наклонить голову чуть сильнее или слабее, как я тут
же получала ощутимый удар по ягодицам хлёсткой веткой, которую Васт
специально принёс для моего воспитания, и даже не скрывал этого.
Мои возмущения о чересчур садистских методах преподавания лекарь
благополучно игнорировал.
Ришан с завидной регулярностью –
примерно раз в три дня, – навещал меня незадолго до сна, влезая в
окно, точно какой-нибудь воришка. Зачем ему это было нужно, если
обратно он уходил традиционным способом – через дверь, – мне было
решительно непонятно. Возможно, таким образом проявлялся его
бунтарский дух – ведь лекарь всё ещё запрещал посещать меня кому бы
то ни было, – и непоседливый характер.