— Ты говоришь, что знаешь, кто это был, так скажи мне, кто это
или что это. Зачем оно ко мне явилось? То, что это чертовщина, я
уже понял, но интересно, какая именно и что ей от меня нужно.
— Ты верно подметил, с чертовщиной это связано, кровным родством
повязано. Кто именно это был, сказать пока что не в праве, пройдёт
время — сам с ним познакомишься. А потревожил он тебя, потому что
знал, что ты тут, у меня, вот и явился поглядеть на тебя. Так что
ему от тебя ничего пока не нужно, за это будь спокоен. Это я точно
знаю. Я хоть и обещал тебе всё рассказывать, но не всё разом, чтобы
ты умом не тронулся. Помаленечку ко всему надобно привыкнуть. Давай
на этом и закончим наш сегодняшний разговор. Пора спать
укладываться, завтра рано вставать, на зорьке подниму.
Не говоря больше ни слова, Порфирий задул керосинку и полез на
печь, скинув оттуда прямо на Тимофея перьевую подушку. Тимофей лег
на полати, с удовольствием вытянувшись во весь рост, и подложил
руки под голову. Сразу уснуть не получалось, всё прислушивался к
звукам, доносившимся с улицы. Мысли роились, как назойливый гнус,
сколько от них ни отмахивался, а они всё равно лезли в сознание.
Думал об Аглае, парень представлял её милое личико с красивыми
синими глазами в обрамлении длинных чёрных ресниц, её чудный,
необычный смех и нежную изящную руку. Представлял, как снова
прикасается к ней губами.
С улицы послышался глухой удар, еле слышно фыркнул Варос. В
сонное сознание Тимофея полезли мысли, что его коня воруют
бессовестные воры, выводя под узды из сарая, затем — что на Вароса
нападали голодные, кровожадные волки с горящими глазами, хватая
клыкастыми пастями за ноги и бока. Далеко за полночь Тимофей
всё-таки был пленён во власть тревожного сна, убаюканный ровным и
спокойным посапыванием Порфирия.
Во сне Тимофей опять увидел светящиеся в темноте глаза, на этот
раз они были большими, они излучали свет злобы и ненависти, из
уголков этих жутких глаз стекали кровавые слёзы оставляя алый след
на белом снегу. Глаза с устрашающе свирепым взглядом гонялись за
Тимофеем, пытаясь каким-то образом поглотить, погубить, а он в
страхе убегал от них. Долго убегал, продираясь по незнакомому лесу,
обдирая тело и разрывая в клочья одежду. А страшные глаза, метая
огненные молнии, гнали всё дальше в густую непроходимую чащу, то
настигая, то исчезая из виду. Из последних сил он выбежал на
опушку, и увидел заимку с добротным бревенчатым домом и высоким
крыльцом. Не раздумывая, взбежал на крыльцо и скрылся от
преследования за массивной дверью, подперев её плечом. С улицы
кто-то пытался открыть, с силой толкая, и хриплый голос звал его:
«Тимофей! Тимофей!» Он изо всех сил упирался плечом в дверь,
пытаясь не пустить в избу то ужасное, что было за дверью. Дверь
ходила ходуном, а в месте с ней и тело Тимофея, голос продолжал его
звать: «Тимофей! Тимофей!»