Поёживаясь от утренней морозной прохлады, Тимофей сделал
несколько размашистых движений руками, чтобы размять залежавшееся
за ночь тело, и отправился в зимовье. Не дождавшись его, Порфирий
уже вовсю работал челюстями. Не говоря ни слова и не задавая
никаких вопросов, Тимофей присел за стол и принялся доедать остатки
вчерашнего ужина.
После завтрака Порфирий опустошил свой рюкзак от съестных
припасов, разложив их по берестяным коробкам, стоявшим на полках
под самым потолком, которые специально так располагали, чтобы мыши
не достали. Он разрубил тушку глухаря на две части, щедро посыпал
солью и подвесил к потолку.
— Пущай вялится, — коротко пояснил он. — Ну а теперь пойдём
кабана вызволять из снежного плена.
— Кто беспорядок на поляне учинил? — спросил Тимофей, не
удержавшись от распирающего любопытства.
— Кто ночью приходил к зимовью, тот и учинил, — уклончиво
ответил Порфирий, зажмурившись от ярких солнечных лучей.
— А ты там следы и клочки шерсти с кровью видел? — указал
Тимофей в нужном направлении.
— Видал.
— Я только волчьи смог определить. Чьи там ещё следы, что за
зверь не побоялся и затеял драку с волком?
— Росомаха, бесстрашная и вредная зверюга, только она никого не
боится, — ответил Порфирий с нервными нотками в голосе. — Бывали
случаи, что голодная росомаха у медведя еду отбирала, яростно и
бесстрашно нападая на огромного зверя, в десятки раз больше её
самой. Можешь себе такое представить? Умный зверь предпочитает не
связываться с мерзкой натурой этого хищника, умно поступает, уходя
с глаз долой. Но и сама росомаха умная и скрытная, я ни одного
охотника не знаю, которому удалось выследить и подстрелить этого
зверя.
— Значит, бурые клочки — это шерсть росомахи?
— Её самой, видать, волк-то матёрый попался на её пути, — как-то
тревожно ответил Порфирий, мельком взглянув в ту сторону, где были
следы звериного боя.
— А светлый клок, желтоватый такой, без всякого вкрапления, это
чей? Там же лежал, между серым волчьим и бурым росомахи, — дотошно
допытывался Тимофей, тем самым заставляя Порфирия нервничать. — Там
что, был ещё кто-то третий?
— Никого третьего там не было, это у росомахи над глазами
широкие светлые дуги наподобие бровей и по бокам, почти у пуза,
светлая шерсть. Вот, видать, и лишилась именно её.
В рассказе Порфирия сквозили нотки волнения. От внимания Тимофея
не мог ускользнуть этот факт. Всегда размеренный в действиях и
спокойный нравом Порфирий явно нервничал, и это было странно.