Смоленск?
Оставили? Казаков замер, пытаясь переварить услышанное. То есть –
оставили? Почему Смоленск? Как? Как они могли? Там же мама! И отец,
и братья с сестрами… Что с ними? Где они?
Хлопок по
плечу вывел его из ступора:
–
…особенно паршиво. Не оклемался? – с трудом разобрал он
слова.
Подняв
голову, Влад сфокусировал взгляд. Рядом с ним стоял один из пилотов
с их эскадрильи, Кирилл.
– Кир,
радио слушал? – с трудом прохрипел Влад.
– Слушал…
Фрицы опять вперед шагнули. Неужели и до Москвы дойдут? – помрачнел
пилот. – Почему нас туда не бросают? Товарищ Сталин Ленинград
спасает… А Москву? Неужели Москву отдаст этим тварям? – уселся он
рядом с Казаковым и обхватил голову руками.
– А
Смоленск? – хрипло спросил Влад. – Смоленск наш? Смоленск не
взяли?
–
Смоленск? Взяли… И Остров, и Псков… Они к Ленинграду рвутся, гады!
– зло сплюнул Кирилл, не глядя на Казакова. – Наше звено сегодня не
выпустили. Ребята пытаются фрицев остановить, а мы тут сидим! – в
ярости бахнул он кулаком по столу. – Нахера вчера так нажираться
было? – мрачно взглянул он на Влада.
– А что,
из-за меня? Так я готов к вылету! Пошли к командиру, – психанул
Казаков, вскакивая на ноги. – Хрен ли сидишь? Пошли!
– Остынь,
Казаков, – поднял на него мрачный взгляд Кирилл. – Отдыхать нам
приказано. Если и поднимут, то к вечеру. Давай, приходи в себя.
Если бы ты один только вчера нажрался… Хрен вы больше спирта
получите, если пить не умеете!
– Да все
я умею! – вызверился Казаков. – Пошли к командиру!
– Ты рожу
свою видел? К командиру он собрался… Сначала в порядок себя
приведи! – смерив его мрачным взглядом, Кирилл поднялся на ноги. –
Давай, до вылета… – развернувшись, он пошагал к
самолетам.
Выматерившись, Казаков в ярости смахнул со стола
остатки хлеба и кружку с недопитым чаем.
– Чего
хулиганишь? – донеслось до него сзади. – Больше не приходи ко мне,
ежели цену хлебу не знаешь, – поднимая недоеденные куски и кружку,
проворчал повар и, недовольно бурча себе под нос, направился к
котлу.
Посмотрев
вслед повару налитыми кровью глазами, Влад развернулся и чуть не
бегом бросился к командиру.
Последующие дни слились для него в один. Стремясь
заглушить боль, рвавшую душу на части, он искал себя в мести. Делая
по три-четыре боевых вылета в день, часто он засыпал прямо в кабине
самолета, едва приземлившись. Влад сильно похудел, осунулся. В эти
дни он мог думать только о том, как раздавить, уничтожить проклятых
фашистов, прогнать их к чертовой бабушке с родной земли. Вызывался
добровольцем в самые рискованные, самые опасные вылазки, и всегда
возвращался с них, расстреляв весь боезапас до последнего
патрона.