Чуть в стороне от станции, рядом с магазином, располагался
крохотный домик с почтовым отделением, окошком сберегательной
кассы, и комнаткой местного фельдшера, заменяющего любого врача, и
готового оказать помощь и при родах, и при удалении зубов. Фельдшер
был достаточно опытным, а иногда возникающие осложнения, зависели
только от того, насколько он был пьян при оказании помощи. Впрочем,
учитывая то, что трезвым его не видели уже очень давно, а другой
помощи ждать было неоткуда, на его состояние мало обращали
внимания. Лучшего все равно ждать было неоткуда, а пожалуйся на
него, так и вообще без помощи можно остаться.
Генка жил с матерью, которая закончив Культпросветучилище,
приехала сюда по распределению, и здесь же нашла свою судьбу, в
качестве заведующей местным клубом, и мужа, ставшего впоследствии
Генкиным отцом, когда-то работавшего на шахте. Впрочем, в то время
была какая-то надежда на лучшее будущее. Так оно и было, ровно до
того момента, как шахта приказала жить долго. На семейном совете,
было решено отправить на поиски подходящего места, Генкиного отца,
который твердо пообещал вызвать жену и сына, когда такое место
найдется. Года полтора-два, его терпеливо ждали, перебрасываясь
редкими письмами, пока, вместо очередного послания, не пришла
весточка из городского суда города Оренбурга, о том, что он подал
на развод, и вызове жены, в качестве ответчицы, или потерпевшей,
кто там знает, как было правильно. Ехать в такую даль, разумеется
было не на что, и развод оформили без материнского присутствия,
назначив Генке алименты, о которых, впрочем, достаточно быстро и
надежно забыли. Вначале, разумеется от отца, шли какие-то деньги,
затем он сменил место жительства, а мать посчитала, что
доказательства отсутствия алиментов, обойдутся дороже их самих, и
пустила все на самотек. В итоге, помощь от отца резко сошла на нет,
а материнской зарплаты, хватало лишь на самый минимум.
Генка, как и все остальные дети поселка, большую часть времени
проводил в интернате, возвращаясь домой только на каникулы, а мать
потихоньку спивалась от безысходности, тоски и одиночества. Благо,
что уж на это ее зарплаты заведующей клубом хватало.
Жизнь в интернате разумеется нельзя было назвать сладкой, но тем
не менее, за него держались всеми силами. Кто-то, чтобы продлить
свое пребывание старался остаться на второй год, другие,
подыскивали себе иной путь. Генка учился вполне прилично, и хотя
многие преподаватели, предлагали ему закончить десятилетку, и
попробовать свои силы в каком ни будь ВУЗе, он решил поступить по
своему. Сидеть еще два года в интернате, не было никакого желания,
к тому же ВУЗовская стипендия в сорок рублей, тоже не могла
обеспечить хотя бы прожиточный минимум. Да и не видел он себя
будущего в качестве школьного учителя. Помощи же ждать было
неоткуда. И потому едва закончив восемь классов, тут же подал
документы в местное ПТУ, для получения профессии
тракториста-машиниста широкого профиля. Во-первых, это давало
вполне приличную по мнению Генки профессию, а во-вторых,
обеспечивало его общежитием, питанием и какой-никакой стипендией на
ближайшие три года. Все же возвращаться в поселок совершенно не
хотелось. А так была какая-то надежда закрепиться здесь, в городе,
и в итоге перетянуть сюда родительницу. Последнему, увы, сбыться не
удалось. Почти сразу же, по окончанию «чушка», как ласково называли
местное Профтехучилище его студенты, из поселка пришла трагическая
телеграмма, о смерти матери. И Генка ринулся в поселок.