Однако если оставить позади павильоны и стадион, обойти озеро,
то попадешь в неухоженную и дикую часть парка, где дорожки заросли
травой, а ветви деревьев переплелись между собой.
Чем дальше мы шли, тем неуютнее мне становилось. И не только
мне: сначала все болтали и смеялись, но постепенно голоса делались
все глуше. Рум сменил ипостась и посадил гному себе на загривок. Мы
сбились в тесную кучку, жались друг к другу, как перепуганные дети.
Ларнис шел рядом со мной, его рука почти касалась моей.
— Это лишь игра, — шепнул он.
— Ага…
Лишь игра. Вот только сейчас в звенящей ночной тишине наша
глупая затея не казалась такой уж забавной.
— Почему он заперся в доме? — спросила я, когда стало невыносимо
слышать наше быстрое дыхание и хруст веток под ногами. — Ну,
ректор.
— Да кто же его знает, — откликнулась Руби, которая тоже
обрадовалась возможности поговорить. — Еще несколько лет назад он
не был затворником. Принимал студентов, разгуливал по кампусу
запросто, все могли его видеть.
— Какой он? — спросил Ларнис.
Рубелла ответила не сразу, наверное, пожимала плечами, но потом
сообразила, что ее жеста в темноте никто не разглядит.
— Те, кто видел, давно закончили Академию и разъехались, а
новенькие не знают, даже старшекурсники.
— А преподаватели? — удивилась я. — Они-то должны знать.
— Попробуй спроси их об этом, — откликнулась Лули недовольным
тоном. — Я пыталась, а в ответ получила: думайте лучше об учебе,
Лулиана. Это вас не касается, Лулиана. И все в таком духе.
— Это очень странно, — проворчала Руби.
— Думаю, в этом нет ничего странного, — сказал Ларнис. —
Насколько я понял, ректор уже очень давно стоит во главе академии,
а старость никого не щадит. Может быть, он руководит лишь
номинально. Его уважают и любят и в счет прошлых заслуг не могут
сместить с должности. Он доживает свой век в уединении, а защитное
поле поставили от таких дуралеев, как мы, чтобы желающие пройти
посвящение в студенты не мешали ему спать спокойно.
Версия Ниса звучала разумно, страх отступил, и мне даже стало
жалко этого несчастного старикана.
— А сколько ему лет?
— Да уж под сто, — откликнулась Руби.
— Ого, ничего себе!
— Разваливается, поди, на части, — хмыкнула Лули. — Люди такие
недолговечные создания.
— А он человек? — продолжала выспрашивать я.
— Ну, вроде, да, — неуверенно сказала Рубелла. — Похоже,
доподлинно известно лишь его имя.