Мать честная! Это что, я? Молодой?
Но какой тогда год?
Двадцать пять мне стукнуло как раз в восемьдесят пятом . Но в
восемьдесят пятом году я работал бригадиром путейцев на Октябрьской
железной дороге в родном городе Волхове. И на дороге в Черёмуховку
вполне мог очутиться. Я охотиться сюда ездил. Пока страна не
затрещала по швам и не развалилась.
В девяносто втором я уволился с железки и подался искать счастья
в Ленинград, который к тому времени успел стать Петербургом.
Окончил учебный комбинат на Гражданском проспекте и устроился
водителем в третий троллейбусный парк. Где и проработал тридцать
лет до самой...
До самой чего? Смерти, конечно!
Несколько минут назад я держал руками тяжёлое колесо. Потом
резко кольнуло в сердце, и я потерял сознание. А очнулся на
просёлочной дороге, в теле парня, похожего на меня в молодости.
Что это, если не смерть? Кома? Галлюцинации?
Какая, к чёрту, кома при сердечном приступе?
И при чём тут «Икарус» из Ленинграда? Рюкзак с чемоданом?
Ружьё?
— Парень, ты в кабину залезть сможешь? — спрашивал за спиной
водитель. — Давай, я помогу! Сейчас, к фельдшеру тебя отвезу. Пусть
она твою голову посмотрит!
Он осторожно подталкивал меня в спину. Подчиняясь ему, я
поставил на высокую подножку ногу в крепком кирзовом сапоге.
Это что — я в такой обуви в автобусе ехал? Из Ленинграда?
— Давай, парень, садись! — упрашивал за спиной водитель «ЗИЛа».
— У меня время поджимает!
Я ухватился правой рукой за горизонтальную ручку, которая была
намертво вварена в металлическую «торпеду» автомобиля. Подтянулся и
сел на короткий двухместный диванчик, обтянутый рваным
кожзаменителем.
Водитель сунул мне мокрую тряпку и с грохотом захлопнул дверцу.
Обежал вокруг огромного капота, запрыгнул на водительское
место.
Завёл рычащий двигатель, посмотрел на меня.
— Напугал ты меня, егерь! Ну, поехали, что ли?
Он воткнул рычаг переключения скоростей. Машина дёрнулась и
покатила по дороге, подпрыгивая на кочках.
Я оглянулся и через пыльное заднее стекло увидел в пустом кузове
рюкзак, чемодан и ружейный чехол.
Летнее солнце порядком раскалило кабину. Крутя тугую ручку, я
опустил боковое стекло. В воздухе закружилась мелкая жёлтая
пыль.
Я повертел в руках тряпку, выискивая на ней место почище. Нашёл,
и прижал этим местом тряпку к ссадине. Фельдшер, конечно, её
промоет и забинтует. Но пока ни к чему, чтобы пыль загрязняла
рану.