«Неужели человек, который это видел, может быть вредителем? –
подумалось Краслену. – Кто, кто, кто?! Ну не Пятналер же! И никак
не Клароза. Вряд ли Аверьянов. Ну, а что касается Бензины..."
–Эй, Краслен! – окликнул кто-то.
За спиной стоял Маратыч.
–Дышишь воздухом?
–Ну да… Пожалуй, так…
–Наверно, размышляешь?
–Не без этого. Как следствие идет?
–Идет, – сказал Маратыч. И добавил очень тихо: – Знаешь что,
товарищ? Будь внимателен. Смотри вокруг. Следи! Вредитель себя
выдаст. Агитацией. Прогулом. Бракодельством… Как угодно неожиданно.
Гляди во все глаза!
Краслен оторопел:
–Ты что, хочешь сказать, что…
–Тс-с-с!
–Что этот кто-то… Кто, с кем я общаюсь? Друг? Сосед?
–Краслен, я заподозрил… одну личность. Не могу пока сказать. Нет
доказательств. Я прошу тебя: смотри внимательно! За всеми. За
соседями, ребятами в цеху, за остальными… Всеми, с кем общаешься!
Тебе я доверяю. Понимаешь, этим гадом может оказаться кто угодно…
Но я знаю, что это не ты. Как, поможешь?
–Ну, естественно! Вот если б ты, Спартак, сказал бы мне
понятнее, за кем, на что смотреть…
–На все! За всеми! У меня есть только подозрения. Прости,
сказать их вслух пока что рано!
–Понимаю.
–Я ведь не могу быть сразу в каждом из цехов, на складе, в
комбинате, видеть все… Конечно, есть директор и Люсек. Но ты ведь
понимаешь, мало этого! За дело должен взяться коллектив, все мы,
рабочие. Но раз этот вредитель просочился в нашу массу, так удачно
нацепил личину пролетария, что я могу довериться лишь некоторым.
Нашему директору, Люську и вот тебе, может быть, еще
паре-тройке...
–Спартак Маратыч! Я, конечно, буду помогать тебе!
–Спасибо, братец! – Начзавком пожал Краслену руку, скупо
улыбнулся. – Сообщай мне обо всем подозрительном, что сможешь
углядеть!
–Всенепременно!
–И, пожалуйста… молчи об этом нашем разговоре. Не хочу, чтоб
кто-то стал завидовать. Краслену, мол, доверяют, а мне вот,
дескать, нет… Смолчишь? Спасибо. Скоро мы отловим эту гадину.
Геликоптер, было замолчавший, снова завертел свой мощный винт и
снялся с крыши, поднимая за собою красное полотнище с большими
буквами: «ЛЮБОВЬ. КОММУНА. РАДИО».
***
В металлобрабатывающем цеху звучал сильный, способный перекрыть
шум всех станков, голос Шарикова. Поэт был еще и чтецом. Нередко он
давал рабочим сводки новостей, политпросвет и лекции на тему
обстановки за границей. Разумеется, читал свои стихи. Но так как
пролетарий должен получать образование по возможности широкое,
Шариков старался поумерить самолюбие творца и декламировал чужие
сочинения, часто что-нибудь из классики. Сейчас он читал Гоголя –
конечно, не в самом цеху, а в радиоузле, по микрофону.