– Он тоже по заданию? Как я? – сказал Кирпичников.
– Ну, да. В какой-то степени. В интересах дела мировой революции
я не могу вам ничего о нем рассказывать.
–Разумеется, я понимаю!
– Так что оставим этот разговор. – Буеров достал из шкафчика
бумаги. – Ваш билет на пароход. Паспорт на имя шармантийского
туриста Ноэля Лефевра. Вы ведь говорите по-шармантийски?
–Да-да, вроде бы неплохо…
– По прибытии в Манитаун остановитесь в гостинице «Мэйфэйр»: вот
вам бронь. К девяти вечера того же дня вам надо быть в кабаре
«Черная кошка» на Фиш-стрит. Джонсона узнаете по густой бороде,
серому костюму и соломенной шляпе, за лентой которой будет заткнут
кусочек желтого картона. Пароль: «Как вам эта погодка, сэр?».
Отзыв: «Мерзкая, но я видал и хуже». Все запомнили?
–Запомнил. А тот… в черном… не подслушивал пароль? – спросил
Краслен.
– Вы не беспокойтесь, я все контролирую, – ответил Буеров. – А
вот портфель для Джонсона. Открывать его не следует. Обращаетесь с
портфелем аккуратно, не трясите, не переворачивайте, там хрупкие
вещи. Обратный билет получите от Джонсона.
– А он не даст мне еще какого-нибудь задания?
Буеров ухмыльнулся:
– Не знаю. Возможно. Увидим.
Пароход «Степан Халтурин» отошел от красностранских берегов
почти пустым. Уезжать из С.С.С.М., судя по всему, никто, в том
числе гости, не спешил, так что судно оказалось заполненным едва ли
на четверть. Горничные и официантки, иногда попадавшиеся на глаза
Краслену, откровенно скучали. Немногочисленные пассажиры одиноко
бродили взад-вперед по прогулочной палубе, слишком огромной для их
маленького числа. Пустынно-сонная атмосфера на пароходе напоминала
картину какого-нибудь реакционного художника из-за границы. Да и во
всех интерьерах корабля, в стиле жизни на нем явно сквозило что-то
буржуазно-разлагающее: все эти курительные салоны, ресторанные
подавальщицы, лифтеры в мундирах, оркестранты в смокингах, день и
ночь игравшие фокстротики… «Должно быть, для скорейшей адаптации за
границей, – объяснил себе Кирпичников. – И чтобы интуристам дом
напомнило».
В первый день он с любопытством сновал по всем закоулкам
парохода, пробовал пробраться на техническую палубу, глядел в
радиорубку через замочную скважину, просился в машинное отделение,
посетил спортзал, библиотеку и деткомнату и долго-долго
всматривался в волны за бортом. На второй день Краслен заскучал. На
прогулочной палубе он познакомился с пожилой парой ангеликанцев,
возвращавшихся из путешествия, чтобы проверить на них свое владение
языком. Владение оказалось неплохим. Ангеликанцы сказали, что в
Краснострании им очень понравилось, что нигде они не встречали
таких приветливых, компанейских людей, нигде не видели такого
трудового энтузиазма, нигде не сталкивались с таким уважительным
отношением к женщине и таким заботливым – к детям. Вот только одно
им не понравилось: то, что красностранцы считают свое метро
уникальным, отказываются верить в то, что за морем оно тоже есть, и
нисколько не хуже. Краслен не понял, зачем ангеликанцы врут ему,
что у них якобы тоже есть метро, и обиделся. Как будто он не читает
красностранских газет и ничего не знает о ситуации в Ангелике!
Ладно бы считали его красностранцем – но Краслен-то ведь
представился шармантийским туристом, собратом ангеликанцев по
капиталистической формации! Ему-то зачем врать? «Еще не успел
доехать, а уже и здесь вражеская пропаганда!» – подумал Краслен и
распрощался с подозрительной парочкой.