–Красностранец! – сказала старуха взволнованно.
–Приехал помочь Джону Джонсону.
–Джонсону! О! Джону Джонсону!.. Я сварю суп…
– Не стоит беспокоиться, – поспешил вставить Краслен, но Джордан
оборвал его:
–Брось, не скромничай! Тебе же все равно надо поесть.
– Я сварю суп, – повторила негритянка. – У нас еще осталось
немного чечевицы, Джессика принесла накануне. Друг Джонсона – наш
друг. Сынок, а нет ли новостей от Джулиана?
–Нет, мам, – сказал Джордан.
Негритянка зажгла примус, и теперь Краслен смог разглядеть ее
морщинистое лицо, старую залатанную кофту, длинную юбку в грязных
пятнах и скрюченные черные руки.
–Тебе помочь, мам? – спросил негр. – Сбегать за водой?
–Нет-нет, я все сама! Вода осталась! Вы пока ступайте, не
мешайтесь! – в голосе старухи слышалось упрямство. Видимо, ей было
важно чувствовать, что она еще на что-то способна.
Джордан и Краслен вышли за порог. Отсюда, в какую сторону ни
смотри, можно было видеть только десятки разношерстных, но
одинаково жалких негритянских домиков, лепившихся друг к другу.
Несколько чернокожих сидели на крылечках – вернее, на том, что
условно выполняло эту роль в их убогих жилищах — и курили. Над их
головами трепалось белье на веревках, растянутых между хижинами.
Кое-где горели костры. Там и сям бегали грязные негритята.
– Я бы предложил тебе тоже посидеть на крылечке, – сказал
Джордан. – Но, уж извини, спина у меня ни к черту, да и ноги
побаливают.
– Ты же еще вроде молодой, – сказал Кирпичников.
Негр только усмехнулся:
– Три года на заводе Свинстона из любого юноши сделают больного
старика! Знаешь, что за ужасная штука конвейер? «Давай, не зевай,
черномазый, пошевеливайся, быстрей, быстрей, быстрей!». Тьфу!
Десять часов в сутки. Стоя. Без обеда. От Свинстона уходят
инвалидами, а потом практически никуда невозможно устроиться.
–Зачем же ты пошел туда?
–Купился на рекламу… Свинстон обещает рабочим участок земли,
дом, мебель, холодильные шкафы, радиоприемники, электроплиты… Все –
в кредит. Пока ты работаешь и можешь платить по кредиту, все это
твое. Потом ты становишься инвалидом, теряешь работу, и тебя
выкидывают из дома. Мне в какой-то степени повезло. Когда произошел
этот злополучный кризис, несколько заводов закрыли, и меня выкинули
на улицу до того, как я успел стать окончательной развалюхой. В
этой хижине мы живем уже год. А работу я, наверно, так никогда и не
найду: буду всю жизнь перебиваться случайными заработками…