Павел, не перебивая, слушал и с
невольным любопытством поглядывал на отца. Тот чувствовал себя
неловко и, наконец, недовольно бросил матери:
- Ну ладно, хватит об этом. Кому про
чужие болячки слушать интересно? У каждого своих полно.
- Погоди, погоди, Тимофеич! -
остановил отца дядя Павел.- И что же потом?- спросил он мать.
- Да что? Проснулся через три дня. Не
знаю, то ли Вовка, - он же не отходил от отца, все гладил его. А
может сам по себе проснулся, - устало проговорила мать.
- Шура, сходи в магазин, принеси еще
поллитровочку. Что нам, мужикам, одна? Не каждый день родственники
с войны приходят, - попросил отец.
Мать замялась и как-то виновато
взглянула на Павла. Я понял, что ей стыдно сказать при брате, что у
неё осталось денег в обрез до отцовой получки. Но она встала и
пошла в их с отцом комнату к шифоньеру, где под бельем хранила
завернутые в ситцевую косынку деньги. Дядя Павел достал из кармана
гимнастерки две новенькие сотни и хотел отдать матери, но отец
отвел его руку:
- Ты спрячь свои деньги. Еще успеешь
потратить. У нас пока есть, а там посмотрим.
Дядя Павел заупрямился, и мать при
молчаливом согласии отца деньги взяла.
Мать ушла. Вслед за ней встала из-за
стола бабушка, собрала грязную посуду и унесла на кухню. Олька
выпорхнула следом, а я с живым интересом слушал разговор отца с
дядей Павлом.
- Сам-то ты как? Ничего ж еще не
рассказал,- спросил отец.
- Да я писал, - уклончиво ответил
дядя Павел.
- Ну, письма - это одно, а жизнь -
другое. Как-никак, пол-Европы прошагал, до самого Берлина дошел.
Как там Европа-то?
- Европа как Европа. Что с ней, с
Европой сделается? Много чудного, конечно... а народ ихний хороший.
Их запугали коммунистами и потому нас встречали с опаской,
недоверчиво, а потом разобрались, ничего. Видят, что мы не
зверствуем, как фашисты, никого не трогаем, детишек
подкармливаем…
- Русский народ отходчив,- подтвердил
отец.
- Отходчив-то, отходчив, да всякой
доброте есть предел,- возразил Павел. - Что делал немец с нашими
людьми! Насмотрелись, век не забыть. И детишкам и внукам передам.
Кто видел, тот не забудет... Стариков, детей расстреливали, над
женщинами измывались, целые деревни жгли. Мы по Белоруссии шли, так
волосы дыбом вставали. А про концлагеря знаешь?
- Слыхал, много писали,- отозвался
отец.