Он поднял глаза к деревянным рядам
поточной аудитории древней Сорбонны. Хоть помещение ненастоящее, а
только реконструкция и стоит не в Париже, но дух древнего
университета тут присутствовал в формах и деталях, в запахе дерева
и лака.
Единственный зритель поднялся с
места. Живьем. Топот ног по ступенькам и зрительница спустилась к
нему вприпрыжку.
– Добрый день, профессор Пелие.
– Добрый день, Эл. Польщен. Я вас
давно ждал.
– Вы засыпали меня настойчивыми
приглашениями. Вы донимали меня сообщениями два месяца. Лекция,
кстати, прекрасная.
– Не слишком академично?
– Не могу судить. Мой опекун в
юности был историком, но мои познания чисто практические, по
службе.
– Я знаю. Я же знал Тома Мисса
лично. Забыли?
– Забыла.
– Странно, что вы обо мне чего-то не
знаете, капитан.
Этьен улыбнулся и скосился на нее.
Он испытывал благодарность этой девушке или женщине без возраста.
Единственный зритель в аудитории – это награда его трудам.
За окнами старинного университета
год 2586 с последующими астрономическими корректировками. Он прибыл
сюда из 1264 года от Рождества Христова по Юлианскому календарю.
Она – из 2011 в режиме параллельных дат. Уроженка двадцатого века
явилась к нему на лекцию. Это событие стоило всех утраченных
проекций зрителей. Этьен повеселел.
– Вы уделите мне время, Эл?
– Я готова. В кафе?
– Отличная идея.
Она пошла впереди. Короткие светлые
без следов модификации волосы, перемежались парой седых прядей у не
прокрашенных у корней. Она легко одета для весны этой климатической
зоны и даже беззаботно. Светло-бежевые широкие брюки и бордовая
куртка в обтяжку выглядели на вкус Этьена просто и заурядно. На
руке у нее был широкий белый браслет с сегментами управления,
идентификационная система личного распознавания, вместо нательных
процессоров, принятых у всех жителей Земли.
На его руке был такой же.
Наблюдателю Службы времени не полагается нательных процессоров.
Если он погибнет, его не найдет поисковая служба, а потом откопают
археологи раннего времени, возникнет парадокс и ненужные
предположения о том, что умели в средневековье. Этьен сделал
несложный вывод, что Эл поступает так же.
Автоматическое кафе университетского
городка выглядело слишком аскетичным на вкус Этьена. Он опять
вспомнил пустую аудиторию с натуральными деревянными панелями и
скрипучей мебелью. Он читал лекцию в гробовой тишине, однако обилие
деталей интерьера позволяло глазу приятно блуждать. Гладкие стены
кафе и одинаковая мебель пастельных тонов казались скучными. Ему,
полностью погруженному в культуру Средних веков, было непривычно
созерцать вокруг чисто утилитарные формы. Человечество в
общественном пространстве придерживалось скупых канонов,
продиктованных пользой и практичностью. Зато светло, никаких
запахов, кроме приятных, никакой копоти и кухонного дыма, которые
сопроводи бы придорожную таверну «его эпохи». Они оказались
единственными посетителями.