– Она всю неделю тут была? – выдрал
его из воспоминаний нервный голос Дмитрия.
– Да. У нас рецидив.
Алик повторил утренние слова Эл, и
Дмитрий взбесился:
– Сволочь ты!
Алик вскинул чисто выбритый
подбородок, аккуратист хренов. Дмитрий покосился на бутылку, Алик
не пьет. Для него приготовил. Знал, что так будет. «Не связывайся с
великими, в беду попадешь...» Есть у этой поговорочки продолжение,
да он запамятовал какое.
– Прости. Я не могу с собой ничего
поделать. Пока она со мной, здесь, ей ничего не угрожает.
Он не сказал в постели со мной, не
дословно повторил Элькину утреннюю фразу. Думают они одинаково. И
такой искренний, такой...
Дмитрий налил себе полный бокал и
замер с бутылкой в руке. Алик поднялся и достал из холодильника
тарелку с закусками.
– Первую и вторую ты уже пропустил,
– сказал он, намекая на цитату из военного фильма.
Они над ним весь день издеваются. На
пару. Договорились. Нет. Им и договариваться не нужно. Они...
Дмитрий поставил бутылку и уставился на бокал с коньяком.
Бессмысленно. Все бессмысленно.
Алик взял бокал у него из-под носа и
сделал пару глотков, уверенно закусил колбаской и улыбнулся.
– Давай. За дружбу.
– Убью, – не выдержал Дмитрий.
Алик дернул бровью.
– Потом. Когда-нибудь. Ты для этого
и нужен.
– Что ж вы со мной делаете, черти
полосатые!
– Чертей не существует...
– Лучше заткнись.
Дмитрий осушил бокал.
Алик сел напротив.
– Излагай, Хранитель.
1«Крутится, вертится шар голубой» –
русский романс 19 века. Песня из кинофильма «Юность Максима» (1934
г.)
Амфитеатр лекционного зала разносил
голос под потолок. Картинки демонстрационных проекторов следовали
за мыслью лектора. Детальные съемки объектов не требовали
пояснения, но оратор с кафедры добавлял и добавлял подробности.
Реконструкции средневековой Европы, гобелены, портреты,
перечисления имен, греческие и римские маю́скулы1 на камнях и
рукописные мину́скулы2 на пергаменте. В завершение – указание
списка источников.
Лекция завершилась стоянием публики
в знак почтения, а потом проекции зрителей начали лавиной исчезать,
пользователи учебного курса благодарили лектора короткими щелчками
ободрений вместо аплодисментов. С окон сошло затемнение и сквозь
высокие переплеты под потолком хлынули полосами яркие световые
потоки.
Этьен Пелие смотрел перед собой.
Исчезновение зрителей закончилось, словно солнечный свет смыл
иллюзию, а с ним и неприятное переживание. Он который раз не мог
отделаться от ощущения, что читал лекцию пустому залу.