1Маастрихт — Старейший город
Фландрии. Восточные Нидерланды
2Стювер — серебряная монета
Фландрии, чеканилась в Брюгге и позже в Антверпене.
Эл расслышала возню на площадке
лестницы и недовольный шепоток дочерей вдовы, потом тихое шарканье
у двери.
В доме вставали рано и завтракали
рано. В дверь раздался деликатный стук и голосок Хильды какой-то
невеселый с тихой дрожью слез сообщил:
– Пора завтракать, господин Уль.
– Иду, – ответил гость и сразу
открыл дверь.
Слух не подвел. Хильда прятала
слезы.
– Доброе утро, Хильда. Что
случилось?
Хильда не сдержалась и бросилась
бежать вниз по лестнице. Гость поспешил за девушкой. Она забилась в
уголок между кухней и гостиной и тихо плакала. Нежно потрепав
Хильду по плечу, Элбе Уль спросил:
– Я могу чем-то помочь?
Хильда хлюпнула носом, потом утерла
слезы свежим фартуком.
Обе сестры, работая по хозяйству,
каждое утро надевали новый фартук и чепчик. В доме царила
невероятная чистота и уют. Две девушки буквально вкалывали по дому
в два этажа с монсардой, чтобы содержать его в приличном
состоянии.
– Мама ушла засветло. Ей необходимо
заверить бумаги и отгрузить товар покупателю. Мы дома одни, и дед
опять щиплется. Мне так стыдно об этом говорить. Можно, я вас
покормлю завтраком на кухне, при постороннем он не станет этого
делать.
– Он вас обижает? Обеих, тебя и
Жанне, и Марту тоже?
– Марта еще мала. У него бывают
потемнения рассудка. Он не понимает, что мы его внучки. Ему на
войне ядро в голову угодило, вот он и дурит. Когда мама дома, он
еще что-то понимает, но когда мы одни, он думает, что мы продажные
девки. Он хватает Жанне за передник и хлопает по заду, а меня
норовит ущипнуть.
– Я не знал, что у вас есть дед.
– Он отец моего покойного отца. У
него ноги нет, он уже ослаб и с костылем ему неудобно подниматься
наверх, поэтому он живет в кладовке рядом с кухней, там же и ест,
когда мама дома. Он ее боится. Она грозила сдать его в богадельню
или работный дом, потому что она его содержит.
– Так расскажите ей о том, что он
делает.
– Говорили. Она сердится только. Он
отговаривается, что мы обе выдумываем, фантазируем, потому что нам
пора замуж.
– Я поем на кухне.
– Он сейчас там. Только держитесь
подальше от его костыля.
– Хорошо.
Кухня в этом доме была самой большой
комнатой с огромным очагом и обилием всяческой утвари. Посуда в
доме Гухельбахен была особенная. Редкий для этого времени фаянс с
синим рисунком пейзажей и пасторальных сюжетов. Как уже узнала Эл,
отец семейства был известным в Брюгге мастером гончарного дела и
художником. Он-то и создал эту посуду. Сервиз для завтрака, сервиз
для обеда и отдельно торжественный сервиз для церковных праздников:
тарелки, чашечки и супницы, блюда для рыбы и мяса, ложечки,
соусники и вазы для цветов — всего не перечесть. Его рисунки на
посуде были популярны и многократно копировались. Вдове Гухельбахен
удалось нанять трех живописцев, которые выпускали посуду по эскизам
мужа, и семейное дело не умерло, суконное и скобяное дело были
подспорьем в основном ремесле. Фру Гухельбахен для виду наняла
управляющего, но предпочитала сама вести переговоры о покупке сырья
или продаже готовых изделий, она была талантлива в торговое и
уважаема в гильдии. Дело фру Гухельбахен процветало немалыми
усилиями с ее стороны. Под ее началом работало больше тридцати
человек. В будний день она уходила рано, возвращалась домой обедать
и снова спешила по делам.