Хоть Зульберг понятия не имеет
о странниках, истории далеких миров, низвергнутом владыке и
красавице Монтуэль, его супруге и беглянке, о более древнем короле
Мартине и его спутнике Бариэле, убийце его деда, – но все это вдруг
выплыло на поверхность событий в одном единственном вопросе. Словно
Зульберг становится тем самым соучастником событий. Он же знает ее
лицо. Эл не удержалась от усмешки. Эта паутина сплелась уже в ее
голове, у Зульберга путаница попроще.
–Ты не откажешься пройти
дальше? – вдруг хрипловато с волнением спросил Хенрик
Зульберг.
Он отодвинул ту панель,
которая не вела в его спальню, а соседнюю каморку, за которой
оказался еще один лестничный пролет.
Спускаясь к двери, он не погасил
светильни и свечи в комнате. В камерном освещении чердак выглядел
сказочным кабинетом волшебника.
Первую минуту в лаборатории алхимика
Эл потратила на привыкание к запахам. Чем тут только не пахло. Все
зависело от поворота головы или сделанных шагов. В воздухе не
преобладало общее амбре, оно дробилось.
Она вошла за Зульбергом второй и
осмыслила, отрефлексировала подробность. От его одежды не пахло
ничем кроме щелока. Двумя этажами ниже пахло тоже иначе, даже не
аптекой или химией, а обычной для Брюгге сыростью.
Здесь же витал аммиачный дух и
серный, и пороховой, и алкогольный, и пряный, и нотки фруктов, и
гнилья. Эл подумала, что какой-нибудь составитель духов вынес бы
отсюда аромат с мировым именем, грамотно смешав компоненты.
Она принюхалась, а потом принялась
осматривать комнату под крышей. По случайности ли, два небольших
окна выходили только во двор, и ее наемный одноногий шпион наблюдал
только жизнь лавки и второго этажа, поэтому не узрел ничего
сверхъестественного. Он только видел, как Зульберг скрывается за
панелью. Сложно представить, как бы он от старческой злости и
подозрительности окрысился на Хенрика Зульберга, которого пока в
шутку обозвал чернокнижником. Иначе, вместо дамы в черном дверной
молоток терзала бы святейшая инквизиция.
Столы с колбами, ретортами,
перегонным аппаратом на свой лад, заспиртованными жабой и змеей в
разрезе прикончили бы репутацию аптекаря как порядочного
богобоязненного человека. Нормальными выглядели вязанки сухих трав
на балке или минералы в корзинке на столе, ступка и горка
раздробленной породы на салфетке. Что-то было накрыто дерюгой.