Неизвестную с
портрета художника Крамского. Только шляпки со страусовым пером не
хватало для полного сходства.
Тут девушка ощутила, что на неё
смотрят, повернулась – и встретилась глазами с Николаем. Лицо её
озарила улыбка, но потом она деланно нахмурилась и постучала
указательным пальцем правой руки по левому запястью, на котором
поблескивали часики. Николай улыбнулся ей в ответ и в извиняющемся
жесте вскинул руки, взмахнув черной кожаной папкой – той, которую
они с Мишей нашли утром.
7
Александровский сад ясным воскресным
вечером наводняли отдыхающие горожане. Так что свободную скамейку
Николай и Лара отыскали не без труда. Они сели рядышком, и Скрябин
тотчас передал свою папку девушке – которая взглядывала на неё с
любопытством уже раз пять.
– Вот, – проговорил он, – хочу тебе
кое-что показать.
Формально-то он, конечно, не имел
права показывать ей материалы по делу – без пресловутой подписки о
неразглашении. Но Валентин Сергеевич сегодня фактически предоставил
карт-бланш Скрябину. Должно быть, догадался: тот в любом случае
привлечет к этому расследованию Ларису Рязанцеву: сотрудницу
Библиотеки имени Ленина, выпускницу Историко-архивного
института.
С момента их первой встречи – в одном
старинном приокском селе, где Николай проводил расследование, а
Лара собирала материалы для своей дипломной работы, – не прошло и
двух месяцев. Но на деле их судьбы соприкоснулись намного раньше –
по совпадению или по предопределению. Лара жила сейчас в той самой
комнате в коммунальной квартире на Моховой, 10, где до неё три года
прожил сам Николай – когда приехал учиться в Москву из Ленинграда,
своего родного города.
Девушка раскрыла папку, но тут же
бросила на Николая удивленный взгляд.
– Эти вещи – они из музея или из
какого-то архива? – спросила она.
– Понятия не имею, – сказал
Николай.
И Лара принялась по одному
вытаскивать из папки предметы, оглядывать их и помещать обратно. Их
скамейка стояла в густой тени деревьев, и никто не мог видеть,
что она извлекала.
Во-первых, девушка вытащила и
рассмотрела старинный дагерротип. Маленький снимок, наклеенный на
картон, запечатлел мужчину средних лет в статском мундире, с
щегольски подкрученными усами, который сидел в кресле, закинув ногу
на ногу. Правая его рука лежала на кресельном подлокотнике, левая –
на колене. На его безымянном пальце отчетливо выделялся массивный
золотой перстень с каким-то гербом. И кто-то тщательно затер печать
с названием фотоателье и рукописную чернильную надпись на обороте
дагерротипа.