Он придержал жеребца, стал озираться
по сторонам, но в белесой мути почти ничего не видел. А потом до
него снова долетел крик. И теперь Артемий отчетливо уловил, что
кричала женщина.
– Эй! – звала она. – Сюда! Помогите
мне!
Голос показался ямщику вроде как
знакомым, но он решил: слух его обманывает. В здешних местах он
бывал только проездом и никого здесь не знал. А его Ганна проживала
с отцом в десяти верстах отсюда.
Первым побуждением Артемия было –
свернуть с дороги, поспешить к замерзающей путнице. Хотя бы для
того, чтобы вывести её на почтовый тракт, по которому она
худо-бедно могла бы добрести до людского жилья. Однако пакет у него
за пазухой вдруг словно бы шевельнулся, напоминая о себе. Господин
Уваров предупредил: для отправителя каждая минута важна. А главное,
если бы Артемий сошел с коня сейчас, при ветре в лицо, это куда
сильнее задержало бы его, чем на обратном пути, когда он скакал бы
с наветренной стороны.
– Помогите! – снова услышал он
женский крик. – Бога ради! Я замерзаю!..
Но Соловцов уже принял решение. До
почтовой станции, куда он спешил, оставалось всего полторы версты.
И он положил для себя, что на обратном пути непременно поможет
заплутавшей селянке. Посадит её на круп лошади и подвезет до
какой-нибудь крестьянской избы, где она сможет переждать непогоду.
Но сейчас – сейчас он никак не мог терять драгоценные мгновения.
Его ждала служба. А главное – его ждала она: Ганна. И он, пришпорив
чалого жеребца, рванул с места.
У Артемия и вправду не имелось часов.
Но он готов был целовать крест, что обратно он воротился не
позднее, чем через полчаса. Ну, самое большее – через три четверти
часа. Конверт он передал на станции другому почтальону, и тот,
проклиная беспокойную службу, отправился в путь по заносимому
снегом тракту. На это ушло едва ли больше десяти минут. Но потом,
правда, Артемию пришлось еще чуток промедлить: вот-вот должны были
доставить другой пакет, который следовало передать лично в руки
господину Уварову. И всё же – когда Соловцов, не переложив коня,
вскакивал в седло, у него не мелькнуло ни одной мысли о грядущей
беде.
Тот поворот, где он слышал голос
одинокой путницы, ямщик отыскал почти сразу. Его конь потоптался
там давеча, и оттиски его подков на снегу еще не полностью замело.
Да и сам чалый, не доскакав сажени до этого места, вдруг встал, как
вкопанный. И тихонько, будто в испуге, заржал.