– Федор Великанов предположил, что вы
сюда поднялись.
По всему выходило: Федор Васильевич
всё-таки слышал звуки, доносившиеся сверху, только виду не подал. И
выводы сделал правильные.
Скрябин пожалел, что оставил
тряпичный мячик в своем кабинете – запер в шкафу, где хранились
артефакты. Но решил: он всё равно побеседует сейчас с последним из
четырех участников белорусской следственной группы.
– Что же, давайте присядем и
поговорим. – И Николай указал грузину на один из
библиотечных письменных столов, к которому как раз были
приставлены три стула.
18 июля 1939 года.
Вторник
1
Абашидзе уселся, держа спину всё так
же прямо. Миша Кедров притулился к столу сбоку и положил перед
собой блокнот. А вот сам Николай отодвинул свой стул от стола – сел
от него метрах в полутора. И принялся разглядывать грузина.
Ничего особенного он в Отаре Абашидзе
не наблюдал. Не замечал ничего такого, что могло бы способствовать
его ускоренному забыванию всеми знакомцами – мнимой размытости
облика, к примеру. Дар Абашидзе – способность отводить глаза – не
был в действительности такой уж редкостью. Знахари исстари
пользовались подобными приемчиками, чтобы упростить психологическое
воздействие на объект. Но тут, похоже, имело место забывание
самопроизвольное: воспоминания об Отаре Абашидзе начинали блекнуть,
едва он выходил из поля зрения человека.
«Интересно, – подумал Николай, – а мы
с Мишкой тоже его забудем?»
И он обратился к другу – официально и
сухо:
– Товарищ Кедров, я прошу вас
дословно протоколировать всё, о чем мы с товарищем Абашидзе будем
говорить.
Михаил коротко кивнул и нацелил на
страницу блокнота карандаш.
– Вот мой первый вопрос, – проговорил
Николай. – Какое вы получили образование, Отар Тимурович?
– А какое это имеет отношение к делу?
– удивился грузин, однако тут же спохватился: – Извините, я знаю,
что должен ответить. Вплоть до 1922 года я обучался на дому, а
потом экстерном сдал экзамен на аттестат зрелости. Никакого иного
образования у меня нет.
– То есть, в тринадцать лет вы
получили аттестат и не стали учиться дальше?
– Не имел такой возможности. Вы же,
вероятно, догадываетесь о моем… скажем так: сложном социальном
статусе.
Скрябин хмыкнул, но потом
утвердительно кивнул.
– А о свойствах жидкого азота вы
знаете что-нибудь? –спросил он.